Шрифт:
— Врёшь! Врёшь! Ты ему не жена!
— Жена! — настойчиво повторила я. — У нас был никах.
— Нет… нет, нет! — замотала она головой, схватившись за неё, словно от этого мотания та бы оторвалась. — Это не правда! — половина слов была на арабском, но, думаю, что правильно перевела их значение. — Он не мог! Не мог! — снова какие-то фразы на арабском посыпались из её рта, и в них была большая концентрация слова «никах».
Набиль, конечно же, в отличие от меня не был девственником. У него были до меня женщины и, возможно, это одна из них. Какая-то любовница. Она была довольно миленькой на лицо, если бы оно не искажалось злобой и ненавистью, направленными на меня.
— Почему он не мог? — серьёзно, почти сурово спросила её я.
— Он обещал мне! Говорил, что мы поженимся… что он возьмёт меня второй женой!
— Второй? — не поняла я.
Подоспело ещё двое слуг-мужчин, и, вместе с Мустафой образовав стену между мной и ею, они стали вытеснять ворвавшуюся нарушительницу прочь.
— Подождите! Дайте ей сказать! Оставьте её! — попросила я, но они меня не понимали, продолжая гнать её прочь. — Стойте! Девушка, прошу вас, объясните свои слова!
Вытесняемая кричащая постепенно стихала, переходя на горький плач, и её стенания даже несколько разжалобили меня. Представляю, что бы было со мной, брось меня Набиль ради другой!
— Он же обещал, обещал! — что-то продолжала говорить она уже от самой калитки.
— Почему вы сказали «второй»?! — крикнула я, идя следом, но слуги, видимо, думали, что я прошу её выгнать поскорее. — Девушка, ответьте! Скажите же!
Её вытурили на улицу. Один из мужчин остался у ворот, и мне стало не очень понятно — это от внешнего вторжения или чтобы я не вышла? Мустафа, извиняясь, кланялся. Набиль знал, что сюда может заявиться эта девушка? Она знала, что у него в намерениях жениться на мне? Поэтому обещал взять её второй? А меня забыл спросить? Когда я разворачивалась, чтобы пойти в дом, то увидела, как в щёлке под калиткой показался уголок белой бумажки. Охранник стоял спиной и заметить этого не мог. И в то же время, я не могла подойти и взять листочек. Было предчувствие, что мне помешают.
Соображая, как же быть, я сделала вид, что ухожу, но очень медленно. Присела на скамейку неподалёку, в деланной задумчивости, как бы переваривая произошедшее. Приглядела в клумбе декоративный камушек побольше. Когда охранник перестал смотреть на меня, быстро его подняла и зажала в руке. Потом продолжила ждать момента, когда тот опустит голову или отвлечётся. Под солнцем сидеть и выжидать было тягостно: пекло кожу лица, хотелось уйти в тень и попить, но я вытерпела и уловила нужное мгновение, в которое швырнула камень в дальние кусты, у стены, чтобы можно было сделать вид, что там кто-то крадётся. Охранник среагировал и, повернувшись туда, присмотрелся. Вытянул шею. Ну же, давай! Давай! Да! Он сошёл с места и пошёл смотреть.
Быстро встав, я почти побежала к калитке и, подняв листок, скорее направилась в дом, украдкой глядя, что же на бумажке? Там был номер телефона. Номер этой девушки? Она хотела, чтобы я ей позвонила? Мне и самой хотелось бы нормально задать вопросы, но… не честнее ли будет сначала у мужа всё выяснить? Скорее бы вернулся Набиль, я бы рассказала ему, что произошло в его отсутствие! Пусть расскажет, что связывало их с этой женщиной, если действительно связывало, а то, вдруг, это какая-то городская сумасшедшая? Неприятно было от того, как грубо вторглись в мой рай, в нашу идиллию медового месяца, тем более что он и не месяцем будет, а всего двумя неделями, после которых я вернусь в Париж, на работу. Хотя уже сейчас не представляла, как это сделаю, как оставлю Набиля, разлучусь с ним на очередные две-три недели? Как я выживала без него столько дней?!
— Мустафа! — позвала я того, высунувшегося из глубин просторных залов. Попыталась спросить по-арабски «кто это был?». — Мэн хада?
Он покачал головой и развёл руками, но глаза опустил. Всё он знал, только объяснить мне не мог. Или не хотел. Вздохнув, я произнесла:
— Гхада, — намекая, что, в таком случае, раз ничего не понятно, надо хотя бы поесть.
— Гхада! — заулыбался мужчина и поспешил в сторону кухни.
Пытаясь успокоиться и забыть до вечера об инциденте, я поднялась в спальню и села на кровать, сняв с головы платок. Нет, всё-таки, эта девушка сказала «второй женой». Что она имела в виду? Что согласна быть даже второй, лишь бы быть с Набилем? Ну, нет, я делиться им ни с кем не собираюсь!
Услышав, что Набиль приехал, я настроилась на разговор с ним, но, когда он вошёл, по его лицу поняла, что ему доложили об утреннем происшествии. Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Тебе сказали? — спросила я. Он кивнул:
— Да. Прости, что тебе пришлось с этим столкнуться…
— Кто та девушка? Это… твоя бывшая? — с надеждой ждала я ответа, хотя неприятное ощущение елозило внутри, как будто бы может выясниться, что мне изменяют.
Набиль вздохнул, присаживаясь возле меня.
— Да, Фатима… мы встречались с ней три года. Но когда я познакомился с тобой и понял, что хочу быть с тобой, то порвал с ней.
Будто камень упал с души.
— Я не думала, что у вас… можно тут свободно встречаться с мужчинами.
— Свободно — нет, конечно, — он улыбнулся, дотянувшись до моей руки и взяв её в свою, — иди ко мне, я вижу, что ты расстроена.
Ещё как! Весь день я не находила себе места, пытаясь не сорваться и не позвонить мужу, чтобы не приняться за выяснение, что да как. Я знала, что такие разговоры по телефону лучше не начинать. Когда не видишь человека, не можешь коснуться его, почему-то говоришь злее и часто лишнее.