— Более чем, — марокканский берег удалялся, и у меня всё начинало парить от радости и обретаемой невесомости, словно кандалы пудовые с ног упали. — Как же я счастлива! Теперь понимаю, что такое «чувствовать облегчение». Эйфория! — уже думая окончательно расслабиться, я всполошилась: — А нас не найдут? А если погоня? Вы…

— Никто нас не найдёт, — успокоил меня Бербер. — В крайнем случае догадаются, кто мы и с кем связаны, ну так пусть приезжают за нами туда, куда мы жмём.

— А куда же мы, в самом деле, направляемся?

— У нас перевалочная база в Кот-д’Ивуаре, на границе с Буркина Фасо.

— Так ты не пошутил?! — ахнула я, обращаясь к Саше. До меня дошло, что это государство с французского так и переводится: «Берег Слоновой Кости». Когда-то европейцы хищнически эксплуатировали это место, превратив в невольничий рынок и порт для вывоза всего драгоценного, что находили в Африке. Потом территория долго была французской колонией. В двадцатом веке страна получила независимость, но всё равно оставалась под влиянием Франции, пока там не случилась гражданская война: половина населения поддерживало идею полного избавления от европейского присутствия.

— Что продадим тебя в рабство — пошутил.

— Ага, он тебя себе просто рабыней оставит. Сексуальной.

— Бербер, блять, ты улетишь сейчас на хуй в воду и поплывёшь за нами сам!

— Ты чего при девушке материшься?

— Да ты доведёшь любого!

— А как тебя по-настоящему зовут? — спросила я Бербера.

— Не положено нас настоящими именами звать.

— Я звать не буду. Просто хочу знать имя человека, которому я буду благодарна всегда.

Он посмотрела на меня. Мы были уже почти у судна, и парни сняли шлемы, а теперь и балаклавы.

— Паша, — представился он, оказавшийся довольно молодым, моложе Саши лет на семь точно, кареглазый и смуглый от загара, что выдавало его постоянное присутствие в этих краях. А, может, у него были какие-нибудь татарские корни или вроде этого, что помогало ему прикидываться местным, ведь я успела услышать, что язык он выучил.

— Очень приятно.

Поднявшись на грузовое судно, мы были встречены кем-то из экипажа — флаг, кажется, был сенегальский, но мужчины друг друга явно знали, в том числе кто чем занимается и для чего. Пассажирских кают в достатке здесь не было, но мне нашли комнатёнку с койкой, где можно было отдохнуть. Саша проводил меня до неё:

— Я зайду через полчаса, вдруг тебе что-то понадобится.

— Хорошо, спасибо.

— И перекусить принесу.

— О, я и забыла, что не ела ничего с утра! Нам долго плыть?

— Сутки.

— Сколько?!

— День с небольшим. И это только до Сенегала. Оттуда ещё дня два добираться будем наземно.

— Ого… — я как-то не предположила, что путешествие настолько затянется. — А там… придётся ещё какое-то время находиться?

— Нет, там сядем на вертолёт, доберёмся до самолёта и улетим.

— В Россию?

— В Париж я бы тебя не вернул, уж извини.

Я посмотрела ему в глаза.

— В Париж я бы и сама не вернулась.

На его лице скользнуло изумление. Мы замолчали, обдумывая каждый что-то своё.

— Это… пока такая мера или ты решила, всё-таки, на родине остаться?

Мне нужно было сказать главное Саше. Я видела в его глазах не то, чтобы надежду — хотя и её тоже — но знакомый немой вопрос, который он не собирался пока озвучивать. Желавшая сказать всё твёрдо и уверенно, я ощутила, как затряслись губы и, взмахнув руками, я эмоционально выговорила:

— Я, кажется, беремена! Я не знаю, что мне делать дальше, Саша, — слёзы всё-таки сорвались и я, чтобы не красоваться ими, отвернулась. — Я представления не имею, как буду жить, если всё подтвердится… работа у меня только в Париже, но там меня может вновь найти Набиль! А если он узнает, что я жду от него ребёнка?

Сильные руки развернули меня на себя. Пришлось взглянуть Саше в лицо снова.

— Уж не думаешь ли ты аборт сделать?

— Я не думала об этом… у меня ещё не было времени вообще поразмыслить, как обустроить свою жизнь… Конечно, родители могут мне помочь, но я не хочу садиться на их шею вместе с ребёнком.

— Лен…

— М? — наши глаза смотрели друг в друга. Голубые в голубые.

— Я помогу тебе.

— Саша, ты уже помог мне, ты не должен больше ничего делать…

— Я не из чувства долга, а потому что хочу.

— Саша, я, возможно, беременна от другого! Ну зачем тебе это? — взмолилась я, стыдясь своей глупости, заведшей меня в это положение. Особенно стыдясь её при самоотверженности и бескорыстии Саши. Он был такой сильный, добрый и внезапно родной, что хотелось обнять его и найти спасение от всех бед в этих руках. Но я не имела права вешать на него свои проблемы после того, как повертела перед ним хвостом в Париже.