– Ты уходишь? – я с трудом узнаю свой голос, такой он надломленный.

– Как видишь.

– Надолго? – я ругаю себя последними словами за этот жалкий допрос, но поделать с собой ничего не могу.

– Как пойдет, – отвечает Саша, и у меня все сжимается.

– Ты расскажешь, что там на видео? – только идиот не поймет, что я пытаюсь его задержать.

А Саша не идиот.

– Настя, зачем ты пришла? – резко спрашивает Марич.

Что я могу сказать, молча кусаю губы.

Саша делает шаг ко мне. Мне хочется и убежать, и прижаться к нему. Усилием воли, удерживаю себя на месте.

Не дождавшись от меня ответа, Марич теряет интерес к беседе. Тянется за часами. Больше не смотрит на меня. И это оказывается неожиданно больно.

– Саш, – зову я беспомощно.

Внезапно бурная реакция Марича становится для меня сюрпризом.

Он буквально взрывается:

– Что? Что, Настя? – он нависает надо мной. – Ты меня отталкиваешь, а когда я решил пойти потрахаться, ты заюлила, как уж на сковородке?

Он рычит мне прямо в лицо, а на меня снисходит странное состояние.

Я довольна.

Не знаю, как это объяснить.

– Я ничего… – начинаю оправдываться я.

– Да я тебя насквозь вижу, Настя. Это ведь не я подло домогался спящей девушки там в кабинете. Это ты полезла ко мне с поцелуями, – припечатывает он, заставляя меня вспыхивать. Причин не верить Саше у меня нет. Я и ночью, если сплю рядом с ним, перелезаю на него. – Но как только ты очухалась, опять вошла в роль. Твою мать, Настя! Тебе кажется, что мне нравится чувствовать себя насильником?

Я готова провалиться под землю.

Но я буду его слушать столько, сколько нужно, лишь бы он не ушел «потрахаться».

Похоже, я всерьез задела Сашу.

Надвигаясь, продолжает распекать:

– Думаешь, я не вижу, что тебе все нравится? – он рывком притягивает меня к себе, и сердце заходится бешеным стуком, а во рту пересыхает. – И это нравится… и это…

Перечисляя, он стискивает мою талию, поглаживает ягодицы, собирая ткань сарафана на них в гармошку. Его рука ложится мне на грудь, а я и не думаю вырываться.

– Вот видишь, Настя, – комментирует Марич напрягшийся сосок, – твое тело говорит одно, а язык другое.

И будто наказывая этот самый лживый язык, Саша целует меня. Жестко, сильно, глубоко. Забирая дыхание и плавя остатки самообладания.

Марич подхватывает меня под попку и несет на кровать.

– Ты же за этим пришла, да?

Роняет меня на покрывало, демонстративно расстегивает ремень и спускает собачку на молнии.

У меня все внутри сжимается.

И вовсе не от страха.

– Давай, Настя. Попроси. Я заебался угадывать.

И замирает надо мной.

Осознаю, что пока я через себя не переступлю, Саша ничего не сделает.

А меня уже сжигает лихорадка.

– Возьми меня, – еле слышно выдавливаю я, но Марич разбирает мои слова.

Так и не застегнутая до конца рубашка слетает с его плеч, и с этой секунды от меня больше ничего не зависит.

Всегда сдержанный Марич будто срывается с цепи.

Только сейчас я понимаю, на что нарывалась, когда испытывала его выдержку у меня в спальне, когда под действием стресса приставала к нему.

Его руки везде. Я не могу выдохнуть.

Задыхаюсь от переполняющих меня чувств.

Похоть, приправленная облегчением, что вот он здесь, рядом, не ушел. Упоение, что именно меня Саша так хочет. Восхищение тем, какой он.

Сарафан с легким треском сдернут с меня в одно мгновенье, и я придавлена горячим телом. Холодная пряжка ремня на контрасте давит на живот.

По самой точной шкале ясно, что я довела Сашу, и сейчас мне объяснят, как я не права.

Все по-взрослому.

Без пощады.

Только от одного взгляда в бездонный черный омут меня начинает потряхивать. Немного страшно, и совсем не немного заводит. По-честному если, то заводит сильно.

А Саша… Сейчас он доставляет удовольствие не мне, а себе, но он пока тлеет, а я уже сгораю в огне его желаний. Непристойных, жарких, бесстыдных.

Закрываю глаза, чтобы не думать, чтобы просто чувствовать, отдаваться.