Шрифт:
Бабушка смеется.
— Бабушка? — вскрикиваю и я открываю глаза.
Осматриваюсь. Я в своей комнате.
Щупаю лоб, смотрю на свои руки — я снова я, взрослая.
Выдыхаю.
Ночь полная странных воспоминаний закончилась и это радует.
Хорошо хоть мне бабушка во снах приходит редко. Точнее сказать — первый раз. Маму видела часто особенно, когда засыпая скучала по ней, а вот бабушку нет. И слава богам. Странная она конечно. У меня от нее холодок по спине бежал и тогда и сейчас.
Кстати, о фенечке.
Я ведь взяла ее с собой.
Вообще в академию мне разрешили взять минимум вещей и ничего из современных гаджетов или косметической продукции с этикетками.
Вещей у меня и так было не много. К тому же я их количество и так сократила, чтобы в дорожную сумку поместить, остальное раздарила друзьям.
Но все-таки я сжульничала, прихватив с собой еще один сувенир, помимо фенечки.
Раскрыв сумку, я достала старый теплый свитер. Именно в нем хранила мамину поделку и кассетный плеер.
Датчики-обнаружители рассчитаны были на смартфоны, а вот маленький музыкальный проигрыватель со старыми наушниками без блютуса — датчики не распознали, как и комплект пальчиковых батареек.
О, да. Нарушила немного правила, но мне не стыдно. А без музыки из моего мира грустно. Она напоминала мне про земных друзей и в целом была той самой единственной ниточкой, связывающей меня с землей в чужом мире Эватоне.
А вот и сама фенечка. Я не надевала ее больше с того момента, как узнала о том, что осиротела. Боялась потерять, порвать, всего боялась. Мне хотелось сохранить поделку как единственное, что у меня осталось от мамы.
Многие высмеяли бы это украшение. Оно и правда казалось нелепым. Неудивительно — его сделала я, когда была ребенком.
Криво и косо закрепленный бисер самых разных цветов, в неком подобии цветочков и сердечек, и несколько разноплановых бусин, некоторые даже с каким-то узором. Я впервые к ним присмотрелась.
Красные, желтые, зеленые, продолговатые, округлые и четыре будто одинаковые и плоские, но с разными символами, словно маленькие камни, на которых нацарапали кривой рисунок.
А фенечка увесистая и как я будучи маленькой, ее таскала на руке.
— Оксан, ты проснулась? — Ингрид постучала в дверь.
Вздрогнув, я бросилась прятать свои «сокровища».
— Да, да, я одеваюсь.
— Ну отлично, а то ты вчера видимо поздно вернулась, думала, проспишь,
— Спасибо за беспокойство, все отлично. Бегу.
Мне кажется, меня холодный пот прошиб от нервов. Здорово, что в этом корпусе ни у кого нет привычки вламываться в комнату без стука, как было в приюте.
Оказавшись на кухне, я уселась за общий стол и по привычке раскрыла свеженький выпуск «веселой жизни адепта».
Конечно, как и ожидалось, я снова на первой полосе.
Если однажды в этой газетенке не найду упоминания себя, то решу, что редакторско-журналистская команда уехала в отпуск.
На этот раз меня представили как гения войны с эльфами. Даже не просто гения, а великого стратега, решившего нанести серьезный урон эльфийским войскам, перевербовав одного из них на свою сторону при помощи приворотного зелья.
В целом, статья вызвала массу шуток у всех обитателей нашего корпуса для «особенных» и подняла настроение даже мне.
К тому же из статьи я узнала, что Найтвейн временно ограничен в контактах, находится на реабилитации и проходит детоксикацию.
Как-то некрасиво вышло.
Честно говоря, совесть меня немного подъедала изнутри.
Надо бы проверить высокородного и заодно извиниться.
Приподняв рукав, я взглянула на метку.
Аккуратно прикоснулась к ней кончиками пальцев. Странно, но она была холодной. Обычно серебристые линии отдавались теплом, но не сейчас.
Вдруг после интоксикации Найтвейна и метка пропадает?
И такой расклад казался вполне реальным. Или сам Найтвейн ее снимет, что бы от меня подальше держаться и больше не связываться. Я бы на его месте так и поступила.
В общем-то начало дня мне нравилось. Высокородный, которого я в ближайшие дни не увижу, отголоски надежд и первые интересные лекции.
После индивидуального занятия по медитации для контроля над собственным даром, я окончательно расслабилась и ничего не предвещало проблем.