– Ну иди сюда, – я хлопаю по покрывалу рядом с собой. – Будем тебя образовывать.

Истомина смотрит на меня, будто ждет подвоха. Правильно делает. Альтруизм – это не мое. Буду брать натурой.

Натура, покусав губы, все-таки садится рядом:

– Ты же не будешь приставать? – щурится она.

Наивная. Ну, разумеется, девушку заводят, чтобы ни в коем случае к ней не пристать. Конечно же. Все так делают.

– Все в рамках договора, – делаю морду кирпичом. Коза мне не верит, хотя я старательно изображаю воплощенную невинность. – Давай ляжем, у меня нога болит, а у тебя спина устанет.

Я подтягиваю к себе ноутбук. Будем сразу делать долбаную презентацию.

– Ты неисправим! – ругается Истомина.

– Ну, хочешь, сиди, – я демонстративно укладываюсь, и тетрадка оказывается далеко от ее носа.

Сопит.

– А ты точно объяснишь?

– Да, поймешь даже ты, – фыркаю я. Мне когда-то отец именно это на пальцах объяснял. – Давай уже. Будем как в «Приключениях Шурика».

– Пф-ф, вспомнил, – бурчит Олька, но все-таки заползает на кровать и ложится рядом, постоянно одергивая задирающуюся футболку.

Ага. Попалась.

Меня окутывает цветочный запах, идущий от влажных волос, и я быстренько прикрываю ноутом своего дружка, который бодро натянул ткань спортивных штанов. В джинсах было бы не так видно, но перебитая клешня затрудняет их надевание.

Лично я считаю, что у меня естественная реакция, но Истомина сейчас заорет: «Извращенец» и будет компостировать мне мозг.

Так что сначала заговариваем ей зубы.

– Ну смотри… – начинаю я, морально готовясь к бесконечным пояснениям, но то ли метод отца так хорош, то ли про блондинок врут, но Истомина схватывает на лету.

Правда, презу делать заставляет все равно меня.

Я так понимаю, это женская натура. Нельзя, чтобы человек просто лежал, надо ему даже лежачему найти работу. Еще совсем сопля, а замашки тиранские.

Но я терплю.

Потому что Истомина наклоняется, тычет пальцем в экран, щекоча меня волосами и прижимаясь ко мне грудью.

В какой-то момент она настолько осваивается, что без палева закидывает на меня ногу. Ну это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Она что думает, что я импотент?

Я решительно отставляю ноутбук.

– Ты чего? Еще последний слайд! – сепетит Олька. – Мы не кончили!

– А ты еще поелозь по мне, и кто-то точно кончит! – я опрокидываю ее на спину.

– Дикаев, ты чего! Мы же так не договаривались! Ты обещал…

Вот реально. Ничему ее жизнь не учит. Ничего я ей не обещал. Сама придумала, сама поверила.

– Оля, – я рефлекторно трусь стояком о ее бедро, заглядывая в глаза с расширенным зрачками. – А сейчас мы освоим кое-что из смежного предмета.

– К-какого? – коза пытает перехватить мою руку, забирающуюся под футболку.

– Из концепции современного естествознания. И это будет о-о-чень романтично… – обещаю я, и пока Истомина не включила мозги, совершаю нападение на ее губы.

Я собираюсь только проучить Истомину, ну и получить моральную компенсацию, но все мгновенно летит в бездну.

Стоит мне только поцеловать заразу, как меня снова накрывает.

Поначалу попытавшись что-то вякнуть, Олька смиряется и втягивается в процесс собственного воспитания.

Ее запах, пухлые губы, нежный язык, постепенно смелеющий, гладкая прохладная кожа, разогревающаяся под моей рукой, – все это сносит башню.

В голове одна за другой перегорают лампочки связных мыслей, пока цепь не замыкает к ебеням. Остается только светящийся красным маршрут к конечной точке. Туда, где я, наконец, услышу, как Олька стонет.

Не отрываясь от влажных губ, я сжимаю податливое тело под футболкой.

Временная покорность Истоминой – это наркотик.

Никаких театральных заходов а-ля я секс-бомба, движений, от которых за версту несет нехилым опытом. Только послушные моим ласкам реакции тела.

И это, блядь, хорошо.

Потому что прояви Оля хоть немного инициативы, и я перейду в режим укрощения и точно не смогу удержаться. Мне хватает и того, что она выгибается подо мной, когда я, просунув под нее руку, провожу с нажимом между лопатками.

Какая она мелкая, легкая… не раздавить бы.

И в то же время, когда я сжимаю упругую попку, меня обуревает желание ворваться в это мягкое тело, подчинить его. Утвердить свою власть над белой ромашкой, у которой никогда не бывает кроткого взгляда. И которая смеет ходить по кафетериям со всякими ушлепками. Истомина должна знать, кто тут главный.