Шрифт:
Иду отмываться.
В комнате отдыха только пара мужиков и один гаденыш. Я его хорошо помню. Один из тех, кто организовал мне в подарок Истомину. Он предусмотрительно не показывался все это время мне на глаза, а вломить ему хочется до сих пор.
Время почти семь.
Скоро можно будет свалить.
Меня все больше раздражает необходимость тратить время на нахождение здесь. Еще разок рисануться на глазах у отца и, забыв здесь Линку, укатить, не дожидаясь звонка Ольки. В конце концов, по городу покатаю, лишь бы тут не тухнуть.
У меня хотя бы есть возможность смыться. У именинницы такой опции нет.
Пойду поздравлю ее по-человечески.
Уже собираюсь выйти, но застреваю перед дверью, потому что слышу знакомый голос.
Мужики в комнате вдруг начинают ржать, и мне хочется на них прикрикнуть, чтоб заткнулись. Из-за них плохо слышно.
– … Мы можем вернуться? ...
– … Будь душкой… Надо очаровать партнера…
Глава 46. Кир
Не выдержав, распахиваю дверь и успеваю заметить, как смутно знакомый дядька, погладив плечо Истоминой, уходит к лестнице.
Я не ошибся.
Это действительно она, Ольга, стоит, прислонившись к стене с закрытыми глазами.
Почему мне так хуево?
Она сегодня другая. Выпендрилась в коротком платье, тонкая ткань которого не оставляет места для воображения. Намазалась.
Рабочий раскрас?
В висках стучит, льдом заливает затылок, кулаки сжимаются сами собой.
Фитиль уже подожжен, и я не знаю, насколько сильно рванет.
Сивая поднимает ресницы и смотрит прямо мне в глаза. Нагло. Спокойно.
А она не удивлена, увидев меня.
– Так ты к маме ездишь? – смериваю ее взглядом.
Почти скриплю зубами, аж челюсти сводит.
Чего мне стоит не тряхнуть ее, как следует, одному богу известно.
Истомина, ни капли не смутившись, выставляет подбородок.
– Не твое дело, – с вызовом отвечает она.
Ты посмотри на нее. Как мы заговорили!
Разглядываю эту незнакомку в шкурке от Истоминой и чувствую, что мне все паршивее. А еще я вспоминаю, откуда знаю этого мужика.
– Ты в курсе, что Федоровский женат? – выплевываю я. – Или ты не его обслуживаешь, а его партнеров?
Глаза Истоминой распахиваются. То, что я вижу в них, больше всего напоминает боль. Играет? А может, не знала? Или дело в чем-то другом?
Плевать.
Плевать на лживые синие глаза.
Плевать на закушенную губу…
– Не тебе меня упрекать, – высекает она и поворачивается уйти.
Нет, блядь! На хуй врать! Мне не плевать!
Я хватаю ее за руку и дергаю на себя.
Отравляющий цветочный запах обволакивает меня, забивает ноздри, дразнит, зля еще больше. Это унизительно – продолжать хотеть эту двуличную дрянь.
– Это он платит за учебу в универе, да? Да? Что молчишь? – я держу ее лицо так, чтоб не могла отвернуться.
– Да! – выкрикивает она. – Отвали!
– Что ж он тебе квартирку не оплатил? А? В чем дело? Или не тянула? Целочку берегла? Ты его ртом ублажала или задницей? – у меня отъезжает башня, еще немного, и я сорвусь на крик.
Притискиваю к себе все сильнее, чувствую, как под тканью двигается горячая упругая плоть.
Какого хрена, она даже не пытается врать? Ей срать на мои чувства?
– Ты что несешь? Убери руки! – Олька дергается, но что она может против меня?
– С чего бы это? Вчера тебя все устраивало…
Я зажимаю ее у стены. Она горячая. Скольких она обогрела… И ведь еще ломалась…
– Не прикасайся ко мне! – пухлые губы кривятся.
Издевательские ангельские локоны выводят меня из себя.
– У тебя нет права голоса, ты моя. Помнишь? – напоминаю я. – И ты будешь делать все, что я прикажу.
Тащу ее за руку к лестнице, но путь мне преграждает какой-то смертник.
– А ну отпусти!
Это он мне?
Ах вот это кто… Гандон-Сашенька. Утырок из френдзоны. И он тут.
Надеется за геройство получить доступ к телу? Или не такая уж там френдзона? Дружба с бонусами?
– Я тебе говорил, чтобы его рядом с тобой не было? – оборачиваюсь на Истомину.
– Да кто ты такой? Вали к своей Лине, и оставь меня в покое! – вырывается сивая, но я только сильнее сжимаю пальцы на ее запястье.