Машу другу рукой, и он меня засекает. Попрощавшись с приятелем, Саша идет ко мне, только вот ощущение пристального взгляда не пропадает, но я списываю это на эффект толпы.

– Отлично выглядишь, – хвалю я друга.

– И ты ничего, – хмыкает он, облокачиваясь на подоконник рядом со мной.

– Ну, сейчас ты расколешься, кто она? – тыкаю его пальцем под ребра.

Совершенно напрасно. Скорее, палец погнешь, чем пробьешь эти мускулы.

– Вон, – Сашка не гляди кивает в сторону, где стоит вице-губер со своей супругой и кислой девицей лет восемнадцати.

– Его дочь? – офигиваю я.

– Да. Короче, все сложно, – легкомысленно отвечает он, но я по голосу понимаю, что все действительно непросто.

Девица, кстати, косится на нас. Пристально не следит вроде, но нет-нет, да и бросит взгляд на нас. И я ей явно не нравлюсь. Похожим взглядом Дикаев смотрел на Сашку. Она его ревнует?

У нас тут собака на сене? И сам не ам, и другим не дам?

Но красивая. Сказать нечего.

– У тебя губа не дура, – признаю я, разглядывая в ответ именинницу.

Отвернувшись к окну, Сашка только демонстративно поправляет оборку на моем плече.

О! Она поджимает губы и отворачивается. Может, и выгорит что-то у Сашки.

Я оборачиваюсь к нему, чтобы подбодрить, но мой взгляд застревает на зрелище в окне.

Знакомая мне машина паркуется возле ворот.

Дикаев выходит из салона и лениво обходит тачку.

Вот же! Как он меня вычислил?

Стоп.

Он открывает дверцу пассажирского сиденья и подает руку… Лине.

Бедный несчастный Дикаев.

Весь больной и брошенный.

Дома сидит, тоскует, ждет моего звонка.

Козел.

Не пойму даже, злюсь я или разочарована. Если бы не то, что произошло вчера, я бы сказала, что все ожидаемо. А теперь я смотрю в окно на то, как Лина подхватывает Кира под руку, прижимается к нему, и у меня перед глазами все плывет.

Дикий наклоняется к ней, и она целует его в щеку.

Грудь стискивает стальным обручем.

Недолго музыка играла.

Как ни крути, а полоски на тигре никуда не денутся.

– Ты чего? – спрашивает Сашка, заметивший мой ступор.

– Ничего, – помертвевшими губами выговариваю я, не отводя глаз от окна, и друг следит за направлением моего взгляда.

Кир как раз поднимается по ступенькам крыльца и останавливается рядом с возрастной парой. Скорее всего, его родители. Меня он с ними не знакомил. Я, видимо, ему не для этого нужна была. Как он там говорил: «Знай свое место»?

Какая же я дура!

– Это тот, который сцену ревности в кафетерии устроил? – прищуривается Сашка.

– Не хочу о нем, – отворачиваюсь от окна, чтобы больше не видеть, как Дикаев по-хозяйски обнимает за плечи Лину.

– Он тебе что-то сделал? – напрягается Саша. – Хочешь, вырву ему ноги?

– Я хочу о нем больше не говорить! – психую я, но в этот момент Кир вместе с Линой заходят в просторный холл, и мне кажется, что даже музыка перестает играть, и гул голосов стихает.

Но это только мое воображение.

Я прячусь за широкими Сашкиными плечами, чтобы Кир меня не увидел.

Не хочу поймать на себе снисходительный высокомерный взгляд.

В глазах закипают злые жгучие слезы, и я часто-часто моргаю, чтобы не превратиться в жалкое подобие панды.

Сашка приобнимает меня и сочувственно поглаживает по плечу. Он благоразумно не задает вопросов, потому что я могу разреветься от самого безобидного из них.

Этот бесчувственный лживый мажор не достоин этого.

Тяжело выдыхаю открытым ртом, потому что горло сковали тиски, и поднимаю взгляд на потолочную лепнину, чтобы не дать пролиться ни одной слезинке.

На секунду пересекаюсь со злым взглядом именинницы. Даже отсюда вижу, как побелели ее пальцы, которыми она стискивает изящную ножку фужера из муранского стекла.

– Местные куры ходят привести себя в порядок на второй этаж. Тебя проводить? –предлагает Сашка, который не видит, как ему взглядом уже три раза раскроили череп и вонзили нож в спину.

Бегло оглядев холл, я обнаруживаю ненавистную парочку возле стойки с закусками в компании той самой возрастной четы с кислыми постными минами. Дикаев стоит спиной к лестнице, и я соглашаюсь.