В момент перехода мы оторвались от преследователей: они не ожидали от Армана такого смертоубийственного трюка, а сами недостаточно разогнались, чтобы нырнуть в прореху.

На мгновение мне почудился алый всполох позади, прочертивший небеса, как комета, и исчезнувший в лесополосе. Но нет, конечно, нет, это просто отсвет закатного солнца отразился в гладкой поверхности пруда.

Полет замедлился. Арман тяжело дышал, да и я сама, хоть и не махала крыльями, спасаясь от погони, еле перевела дыхание.

Леса и поля, когда я видела их в последний раз, были покрыты снегом. Теперь же тянулись в небо голые ветви, желтела прошлогодняя листва, темнели бочаги с талой водой. Еще немного и сквозь прелую листву и бурую траву пробьются молодые ростки: в моем мире наступила весна.

Наверное, сейчас начало апреля, еще неделя — и деревья зазеленеют свежей листвой. В Рагнфасте я потеряла счет времени, один день там похож на другой. Только мой растущий живот указывал на то, что неделя бежит за неделей.

Внизу потянулись грязные улочки, покосившиеся заборчики частных домов, облупленные скамейки. Мартинск в начале весны представлял собой печальное зрелище.

Арман летел достаточно низко, чтобы прохожие, задрав голову, могли его заметить. Вот какой-то пацаненок лет восьми, распластавшись на горке, уставился вверх. Мальчишка смотрел прямо на летящего дракона и ничем не выдавал удивления. Что он видел? Причудливое облако? Или мелькнувшую тень? Не зря Арман говорил, что драконов в моем мире видят только тогда, когда они сами этого хотят.

Дракон закружился над крышей моего дома — опускался, но снова поднимался, заходил на второй круг. Видно опасался, что перекрытия хрущевки не выдержат его веса. Он мастерски сменил ипостась в полуметре от поверхности и успел подстраховать меня, не дал упасть.

Неужели это правда? Несколько минут назад я была узницей в доме совета на острове Архей, а теперь свободна?

У меня дрожала каждая клеточка тела, сердце колотилось. Арман не торопился отпускать мою талию, а у меня пока не было сил вырываться.

— Хочу домой… — прошептала я.

— Идем.

Дверь на крышу, в которой Арман выломал замок, до сих пор не починили. Почему я не удивлена?

Я спускалась по ступеням и представляла, как сейчас зайду в свою уютную квартирку. Заварю чаю. Сяду на диван. И не двинусь с места в ближайшие два часа. Чай, покой, недочитанная, оставшаяся лежать корешком вверх книга — остальное потом!

Моя уютная квартирка… Я вздрогнула и вцепилась в перила.

— Что случилось, Елена? Ребенок?

Арман очень бережно и осторожно положил раскрытую ладонь на мой живот, но я скинула ее. С ребенком все в порядке! Но вот возвращаться мне, похоже, некуда!

Я не платила за жилье три месяца. Квартирная хозяйка наверняка собрала мои вещи и отдала маме или отнесла на мусорку — кто знает? А мама? О, моя бедная мама! Что она могла подумать, не получив от дочери весточки за такой долгий срок! Первое время я еще звонила ей с телефона Армана, а потом с концами пропала.

Скорее всего, в квартире поселились другие жильцы, но я могу хотя бы выяснить, что стало с моими вещами, а еще попросить воды: от стремительного полета пересохло во рту.

Постучала — никто не открыл. Звонок у меня давно не работал. Без особой надежды я нажала на ручку, и она неожиданно легко повернулась: не заперто! Дверь с тихим щелчком открылась.

Я зашла в темный коридор и едва не расплакалась от запаха родного жилья. Здесь по-прежнему пахло моим любимым жасминовым мылом для рук.

Вешалка и полка для обуви пустые, дорожка в коридоре убрана. Из комнаты доносилось негромное шуршание и постукивание. Ничего не понимаю!

Я устремилась вперед, Арман следом — в комнату мы заглянули одновременно.

Сначала я увидела коробки: часть запакована, обмотана скотчем. Одна, раскрытая, стояла на письменном столе, где прежде располагался ноутбук, тут же выстроились мои безделушки: фарфоровые статуэтки, свечки, маленькие картины в рамочках. Олеся как раз взяла в руки пузатую корову-копилку и принялась заворачивать ее в кусок газеты. Меня подруга не видела — стояла спиной к выходу.

— Олеська… — прошептала я.

Олеся вздрогнула, резко обернулась и уставилась на меня, как на привидение. Глаза у подруги покраснели, а нос распух, будто она совсем недавно плакала.