Шрифт:
Она открыла глаза и с удивлением увидела, что по лицу Селесты теперь бесшумно струились слезы.
– Вот почему она уехала прошлой ночью. Алабама уехала из-за меня. Из-за того, что я сделала.
Взгляды Холли и Селесты встретились. И Холли отвела глаза. Она больше не могла смотреть на боль. Это было тяжелее, чем смотреть на слепящее солнце.
«Наверное, надо что-то сказать?» – подумала Холли. Да так и не сказала ничего. Ей очень хотелось оказаться человеком, способным помочь терзавшейся угрызениями совести Селесте. Но она теперь сознавала, что таковой не была. И потому просто продолжала стоять рядом, пока Селеста рыдала. Звук ее плача был неотличимым от рева бушующего океана и таким же безличным, как воющий ветер.
Чуть позже Селеста решила уйти. Она сделала вялую попытку увлечь с собой Холли и, похоже, испытала облегчение, когда та отказалась.
И пока Селеста возвращалась к парковке, Холли продолжила смотреть на воду, сосредоточив все внимание на хаотичных узорах из волн и чайках над водой, которые, казалось, парили по ветру, а не боролись с ним.
Выждав достаточно времени, Холли оглянулась через плечо. Парковка была теперь пустой. И Холли осталась совершенно одна. Повернувшись снова к океану, она подошла к самой его кромке и достала из кармана телефон Алабамы.
Занеся руку над головой, она постаралась забросить его как можно дальше в воду.
Глава 37
Селеста
Спустя два дня
Чикаго, штат Иллинойс
К тому времени как самолет Селесты совершил посадку в международном аэропорту О’Хара в Чикаго, она прободрствовала больше двадцати четырех часов. На этот раз ей досталось кресло у иллюминатора, и сидеть в нем оказалось намного комфортнее, чем быть зажатой в середине ряда, как в самолете, на котором она прилетела в Исландию. И тем не менее Селеста не сомкнула глаз.
Ее ночной рейс из Рейкьявика совершил промежуточную посадку в Бостоне, и подсевшие пассажиры заполонили салон гомоном с характерными американскими акцентами. Остановка продлилась три часа – достаточно для того, чтобы заскочить в «Бар гениев» в магазине «Эппл». Судя по всему, его гениальные сотрудники видели поломки и похуже, чем треснутый экран мобильника. Его замена заняла не больше часа.
Расстегнув ремень, Селеста провела пальцем по новому вставленному стеклу, вернув телефон к активной жизни из режима полета. Мобильнику потребовалась секунда, чтобы найти сеть. А затем он выплеснул поток уведомлений. Их оказалось меньше, чем бывало раньше, после каждого ее прилета. Но Селеста этому не удивилась. После похода по леднику она ничего не постила, а ее последние выложенные в Инстаграме сторис переместились в архив.
Селеста не ожидала какой-то особой реакции на свое молчание в Сети. Но, судя по уведомлениям, никто из ее подписчиков, похоже, не обеспокоился. «Интересно, – озадачилась Селеста, – они хотя бы заметили, что я прекратила постить, или мне можно вообще свернуть активность в Инстаграме, и это останется без внимания?»
Спустившись с борта по воздушному мосту, Селеста оказалась в малолюдном ярком терминале. Длинный зал был иллюминирован коммерческим освещением и утренним солнцем, свет которого проникал внутрь сквозь потолочные окна над головой. Еще из Бостона Селеста отправила Луи сообщение о том, что задержки рейса нигде не было. На что муж ответил ей одиночным «эмодзи» – жестом «о’кей». Селеста поморщилась, ощетинилась, но тут же стала противна самой себе. Как будто была вправе злиться на всех и всякого, не говоря уже о Луи.
Она проследовала за потоком пассажиров по залу терминала, мимо витрин магазинов, с нетерпением ожидавших дня. Впереди угрожающе навис скелет брахиозавра; череп точной копии вымершего существа почти упирался в потолочный свод.
«И кому взбрело в голову поставить в аэропорту такую странную штуковину?» – вяло пробурчала Алабама, когда они вылетали в Исландию. Ее рот был полон мармеладных червячков, которыми она разжилась в «Хадсон Ньюз» наряду с пачкой жвачки по вопиюще завышенной цене. Селеста сказала ей что-то в ответ. А может быть, просто кивнула в знак согласия. Она точно не помнила. «Сколько моментов, связанных с Алабамой, уже начали стираться в памяти?» – с грустью подумала она.
На мобильник пришло сообщение.
«Я здесь», – гласил его текст, и Селеста почувствовала новый прилив раздражения.
«Где здесь?» – начала набивать она. Но стоило ей напечатать два коротких слова, как она увидела его впереди.
Обычно Луи не заходил в здание аэропорта, чтобы ее встретить. Как правило, он поджидал жену на стоянке. Приблизившись, Селеста заметила в волосах мужа проседь, отважно противостоявшую его оттеночному шампуню.
– Где Беллз? – спросила она, подойдя к Луи (вместо приветствия).
– Дома, с твоей матерью.
Луи раскрыл руки для объятия, и Селеста, не задумываясь, шагнула в него. От мужа пахло домом, их настоящим домом – апельсинами с примесью дымка из камина, напоминавшего им о необходимости прочистить дымоход. Селеста удивилась, обнаружив себя прильнувшей головой к груди Луи. И удивилась еще раз – но уже чуть меньше, когда он лишь крепче сжал свои объятия. Луи был мастаком обнимать. Конечно, это не то качество, которому люди придают большое значение при выборе партнера. Но Селеста всегда находила его важным. Быть может, именно поэтому она и вышла замуж за Луи.