Жму на газ.

– Леле хочет женить меня на некой Биби.

– И как она тебе?

– А я тоже никого больше не хочу.

Быть готовым всякий раз, как появляется местечко за столом. Ответить на звонок. Или позвонить самому. А еще исступленно копить наличные, на которые будешь играть.

Всю дорогу мы так и несемся, не подняв спинки сидений, и притормаживаем, только добравшись до Ина Каза: ларго [25] Бордони с его приземистыми бараками и горящими окнами выглядит отсюда римским амфитеатром. Я спрашиваю, не хочет ли он поесть со мной пончиков в баре «Дзета».

В итоге идем вместе. От пончика он сперва отказывается, потом соглашается. Но, откусив пару раз, оставляет мне, только усы пудрой перепачкал. Щелкаю эту картинку телефоном и, не предупредив, отправляю ему, а он видит, уже когда мы паркуемся перед домом. Возмущается:

– Ты взгляни только на эту рожу! Старикашка!

– Да брось.

Он останавливается прикурить.

– Недолго мне осталось, Сандрин.

– Не выдумывай.

– Так в больнице сказали.

Пасадель – это прозвище дали ему в середине девяностых на празднике газеты «Унитa» в клубе железнодорожников, когда увидели, как он танцует. Пассателло: тонкая, простая в приготовлении и очень сытная паста. Нандо Пальярани, Пасадель.

– А ты сам-то не против, что тебя так называют?

– Пассателли в бульоне хороши. – Чтобы подняться, ему нужна моя помощь, но одевается он сам, после чего идет в ванную. Шумно встряхнув флакон лосьона после бритья, брызгает на себя, тут же выходит и заявляет, что хочет прогуляться вокруг дома. Но сперва мы завариваем чай, достаем сухое печенье – ему погрызть. Потом выходим, он потихоньку ковыляет впереди, останавливается у огорода.

– Жалко как, Сандро…

– Я займусь.

– Тебе ж не по душе.

– Ты-то откуда знаешь?

– Да ладно.

– В клубнику – дождевого червя, помидоры от паутинного клеща опрыскать зольным настоем. Высаживать на растущей Луне.

Он мне не особенно верит. Требует свою панаму, а когда я приношу ее из гаража, натягивает так, что лицо почти скрывается под широкими полями. Мы ставим у самых грядок пару складных кресел, его – в матросскую полоску.

– Давай-ка поглядим, – заявляет он, усевшись.

– Прямо сейчас?

– Ну так! – Он хватает лопату, будто это теннисная ракетка. Когда мы ездили в Рим, на теннисный чемпионат, он все распевал: «Старый добрый Рафа любил закрытый хват [26] , а старый добрый Роджер хватался невпопад…» – Давай, покажи мне!

Закатываю рукава свитера и, вооружившись лопатой, занимаю позицию в начале тыквенной грядки.

– Выше пальцы, выше!

Я переставляю пальцы выше.

– Вот туда, молодец.

– Ага, понял.

– То-то помидоры у нас пойдут!

Ноги у него сильные: в шести случаях из десяти ходит сам, без помощи. Вчера вечером даже подергался под пластинку Принса. А сегодня по настоянию онколога выпил противовоспалительное помощнее.

– Выходит, не такая уж и змеюка эта докторша.

– Самая тупая врачиха во всей Италии.

– А я ж тебе не говорил, – он устал, голос слабый. – Это во вторник было. Я в кабинет вхожу, а она мне даже сесть не дает, сразу, с порога, объявила, чем я болен. Мол, из-за этого и живот раздувается, и спину ломит, и эта белесая дрянь. Что эта гадость уже по всему телу расползлась. Стоим столбами друг напротив друга, я смотрю, а у докторши в самом деле морда змеючья. И при этом спокойная, будто говорит что-то вроде «Погода сегодня не очень» или «Нужно фарша на котлеты купить». Этакая, знаешь, невероятная безмятежность.

– Да какая там безмятежность…

– Ты слушай! Я, как из больницы вышел, долго еще эту безмятежность ощущал. Сходил на крытый рынок, сардин купил, – он трет лоб и улыбается, словно анекдот рассказывает. – Потом пьяду [27] испек, лука в огороде срезал, радиккьо, сардины почистил и на огонь поставил.

– Вкусно было?

– Ясное дело, вкусно.

– А потом?

– Потом тебя набрал, а ты опять в супермаркете заморозку свою покупаешь.

Поединки мы перенесли на послеобеденное время. Пока двадцать один – семнадцать в его пользу. Играем в «скала куаранта» [28] : он – привалившись к изголовью кровати, я усаживаюсь боком. Между нами – тщательно разглаженное одеяло, чтобы карты лежали ровно. Вздыбленные карты нас обоих бесят.

Первый круг я выигрываю. Потом выигрываю второй, и он с досадой сползает вниз, на подушку. Закрывает глаза, вроде как дремлет. И вдруг распахивает во всю ширь:

– А напастям-то, смотрю, в Римини ход заказан?

– Каким еще напастям?

– Да твоим же.

– Не знаю никаких напастей.

Он забирает колоду и, снова прикрыв глаза, тасует.

Два месяца назад мне на счет упало восемь тысяч евро. Получив на мобильный сообщение, я полез разбираться: оказалось, он. Застал его за просмотром старого матча Надаля против Кориа на Открытом чемпионате 2005-го.