— Самое лучшее бери сейчас, — продолжила она. — Не надо ждать, пока я умирать.

И с этими словами она отвернулась, не дав Рут возможности отвергнуть подарок или поблагодарить за него.

— Да оно и недорогое. — Лу Лин поправила волосы, собранные в узел, словно пытаясь справиться с наполнившей ее гордостью. Этот жест Рут уже хорошо знала. «Если кто-то делает большой подарок напоказ, — часто говорила Лу Лин, — это ненастоящий подарок».

Многие ее наставления касались того, как важно не показывать свои настоящие чувства: надежду, разочарование и особенно любовь. Чем меньше показываешь, тем серьезнее то, что ты испытываешь.

— Это ожерелье очень давно в моей семье, — донеслись до Рут слова матери.

Дочь смотрела на черные жемчужины и вспоминала, как впервые увидела их в сувенирной лавке в Кауаи [11] . «Черный жемчуг в стиле Таити», — прочла она на этикетке. Это была идеальная безделушка за двадцать долларов, которую не страшно носить на мокрой от пота коже под ярким тропическим солнцем. Она приехала на этот остров вместе с Артом в самом начале их романа. Потом, вернувшись домой, поняла, что напрочь забыла о дне рождения матери. Попивая «Май тай» [12] на песчаном пляже, она даже ни разу ей не позвонила. Положив в красивую коробочку пару раз надетую безделушку, Рут понадеялась, что тот факт, что она пересекла океан, придаст ей больше ценности в глазах матери и создаст впечатление, что дочь думала о ней. Самым тяжелым оказалось то, что, когда она с чистой совестью убеждала мать, что ожерелье «недорогое», Лу Лин приняла эту скромность за признак его высокой цены, а следовательно, за доказательство дочерней любви. Она носила его всюду, и всякий раз, когда Рут слышала, как мать хвастается своим друзьям: «Смотрите, что моя дочь Лути мне купить», ее охватывал сильный стыд.

— О, очень красивое, — промурлыкала Гао Лин, глянув на то, что Рут держала в руках. — Дай-ка посмотреть.

И не успела Рут воспротивиться, как тетушка выхватила коробочку у нее из рук.

— Хм… — Ее губы поджались, пока она рассматривала жемчужины.

Могла тетушка его уже видеть? Сколько раз Лу Лин надевала его, собираясь к ней в гости и хвастаясь его стоимостью? Знала ли она все это время, что жемчужины на самом деле не были настоящими, как и Рут не была хорошей дочерью?

— Дай посмотреть, — попросила Салли.

— Осторожно, — предупредила ее Лу Лин, когда сын Салли тоже потянулся к жемчугам. — Не трогай! Слишком дорого.

Вскоре жемчужины пошли по рукам и за вторым столом. Особенно пристально их рассматривала мать Арта, критически взвешивая на своей руке.

— Просто прелесть, — сказала она Лу Лин, немного переборщив с восторгом.

— Эти жемчужины определенно большие, — просто заметила Мириам.

Арт просто бросил на ожерелье взгляд и закашлялся.

— Э… в чем дело?

Рут обернулась и увидела мать, внимательно вглядывавшуюся в ее лицо.

— Ничего, — пробормотала Рут. — Наверное, я просто немного устала.

— Чушь! — бросила Лу Лин по-китайски. — Я вижу, что в тебе сидит что-то, что не может выйти наружу.

— Осторожно! Шпионские разговоры! — крикнула Дори из-за дальнего стола.

— Что-то ведь случилось? — настаивала Лу Лин.

Рут была поражена чуткостью матери. Может быть, с ней действительно все в порядке.

— Это из-за бывшей жены Арта, — прошептала она наконец на мандаринском с сильным американским акцентом. — Я очень жалею, что Арт позволил ей прийти.

— Ага! Вот видишь! Я была права! Я же знала, что что-то не в порядке. Мать всегда знает.

Рут изо всех сил прикусила внутреннюю сторону щеки.

— Ну полно, не волнуйся так, — стала успокаивать ее Лу Лин. — Завтра поговоришь с Арти. Пусть купит тебе подарок. Он должен много за него заплатить, чтобы показать, как он тебя ценит. Он должен купить тебе что-нибудь вроде этого, — коснулась она ожерелья, которое вернулось в руки Рут.

Глаза Рут заблестели от сдерживаемых слез.

— Твоя нравится? — с гордостью спросила Лу Лин, переходя на английский. — Настоящая вещь.

Рут держала в руках ожерелье и смотрела, как поблескивают темные жемчужины. Этот дар действительно поднялся из глубин моря.

По дороге к парковке перед больницей Рут держала Лу Лин под руку, и эта тонкая рука с дряблой кожей казалась худым крылом маленькой птицы. Лу Лин была то ворчлива, то весела, но совершенно не взволнована тем, что только что произошло в кабинете у доктора. А Рут казалось, что мать становится пустой изнутри и вскоре станет совсем невесомой, как часть плавника. Деменция. Рут никак не могла понять, как такое красивое слово может означать такую чудовищную по разрушительности болезнь? Оно больше подходило для имени богини: Деменция, которая заставила свою сестру Деметру забыть превратить зиму в весну. Рут представлялись ледяные торосы, сковывавшие мозг матери и вытягивающие из него все соки. Доктор Хью сообщил, что МРТ выявила уменьшение определенных участков мозга, что соответствует болезни Альцгеймера. А еще он сказал, что, скорее всего, эта болезнь началась «много лет назад». Рут была так потрясена, что не смогла задать никаких вопросов, но теперь пыталась понять, что доктор имел в виду. «Много» — это сколько? Двадцать? Тридцать? Сорок? Может, именно из-за этой болезни с матерью было так сложно все то время, пока Рут росла? Может, поэтому мать все время говорила о проклятиях и призраках и постоянно грозилась убить себя? Деменция стала искуплением для матери, и теперь Бог простит их обеих за то, что все эти годы они причиняли друг другу боль.

— Лути, что доктор сказать? — Вопрос матери испугал Рут. Они стояли перед машиной. — Ои сказать, я умирать скоро?

— Нет. — И чтобы подчеркнуть немыслимость ее подозрений, Рут заставила себя рассмеяться: — Конечно нет!

Лу Лин всмотрелась в лицо дочери, затем подытожила:

— Умирать. Не важно, я не бояться. Ты знать это.

— Доктор Хью успокоил, что с твоим сердцем все в порядке, — добавила Рут. Она старалась перевести слова врача так, чтобы мать смогла их принять. — Но он сказал, что у тебя могут быть проблемы с балансом микроэлементов в организме. Это может ухудшить… твою память.