Шрифт:
— Ресторан «Бокадилья», Трэйси Бульвард, 37 южной широты, 121 восточной долготы. Подрыв через два дня ровно в полночь. От него не должно остаться ни хрена. Секьюрити загнать внутрь.
— Отправил, — Дом записывал каждое мое слово, быстро набирая сообщение Серхио. Сразу после отправления, он удалил переписку, тоже сделал и наш Капо на воле.
— Все это остается только между нами, — сказал я, опираясь руками на согнутые колени, — придет время и мы раскроем свои карты Дону.
— Это время совпадет с его смертью.
П: «Зона очищена и все готово к операции.»
М: «Надеюсь ты все перепроверил и подготовил. У нас нет права на ошибку.»
П: «Отвечаю своей жизнью за это. Скоро развлечемся.»
П: «Кстати, можем научить сучку разговаривать со взрослыми дядями. У меня есть пару идей для веселья.»
М: «Только попробуй ее тронуть. Это моя игрушка и только я решаю, что с ней делать. Надеюсь мои слова ты понял правильно. Конец связи.»
Фигуры на шахматной доске оставят за собой шлейф из крови, но я не позволю королеве заплакать.
Глава 14
Кассий
5 лет назад
2016 год,
Координаты засекречены, штат Калифорния
Тюрьма Дьюэль
— За что накрыли?
Я услышал этот вопрос как только сел на койку, которая была свободна в камере. Для меня освободили нижнюю полку, хотя я думал, что это место считалось чуть ли не элитным и его придется заслужить.
От матраса на койке было одно название: даже сидя я чувствовал, что это просто тонкий кусок грязной ткани, наполненный дешевым материалом, сквозь который чувствуется жесткая пружина. Чтобы на этом спать, нужно обладать железным терпением и крепким здоровьем.
Я испытывал настороженность перед сокамерниками, Я не дебил и знаю, что здесь заключены за самые жестокие убийства. Тюрьма ни хера не меняет людей, наоборот делает их еще злее и заставляет во всех видеть врагов. Некоторым везет, и выйдя отсюда, они действительно берутся за голову, но таких примеров единицы.
Конкретно я сел на пожизненное и меня окружают люди с таким же приговором. Скорее всего мы не выйдем отсюда никогда, я вряд ли смогу получить условно-досрочное с моим преступлением, но сказать честно, я и не гонюсь за ним. Мне нечего делать на воле, все свои цели там я уже выполнил и меня никто не ждет.
— Вы уже пробили меня и все знаете сами.
Я знаю, что здесь царит закон каменных джунглей: либо ты, либо тебя. Мои новые соседи, я не сомневаюсь, не могли так просто позволить подселить к себе человека-тень, о котором не нарыли ни единого клочка биографии.
Вопрос мне задал высокий голубоглазый блондин, на вид около тридцати лет. Он носит идиотские усы, уходящие за углы губ, а его спортивное тело вдоль и поперек украшают татуировки: какие-то узоры, изображения неизвестных мне богов. Среди моря черной краски мой взгляд привлек кровавый отпечаток ладони над сердцем. Я смотрел именно на него безразличным взглядом. Я хотел показать, что не собираюсь воевать с ними, но и не позволю сделать из себя куклу для битья. Я согласен на полное игнорирование друг друга, тем более я привык к одиночеству и тишине.
— Хочу услышать твою версию произошедшего. Ты же знаешь этих шавок, — он кивнул на дверь, — могут и приврать.
— Я отрубил человеку голову мачете в его же машине, а потом пошел домой, помылся, съел сэндвич с сыром и лег спать.
Я ответил спокойным тоном, будто бы все это не вызывает у меня никаких эмоций, но по моим рукам побежал табун мурашек от воспоминаний, и я еле как смог скрыть дрожь.
Это был неполный рассказ, но делиться подробностями я не собирался. На самом деле, отрубив голову, я вышел из машины и начал курить одну сигарету за одной. Шел холодный дождь, сигарета в моих дрожащих и испачканных руках намокала и тухла, но я продолжал совершать механические движения, чувствуя влажный, отвратный табак. Когда я шел в сторону дома пешком, намеренно отказавшись от такси, меня стошнило. Четыре раза. А потом еще два, потому что вытирая рот ладонью, я почувствовал металлический привкус чужой запекшейся крови. Она чувствовалась как инородный тяжелый слой, обволакивающий мою руку.
Я зашел в свой пустой и холодный дом, практически упал около двери и плакал. Я выглядел жалко: весь мокрый, грязный, но по поим щекам струились слезы счастья из-за смерти этого мудака. Я не мог перестать рыдать и говорить с моим ангелом, глядя в потолок. Я сообщил ей, что смог отомстить за всю боль и страдания, которые он ей принес. А еще извинялся, кажется, миллионный раз за то, что не смог защитить ее тогда и ей пришлось ждать так долго.
Потом я провел в душе около трех часов, с остервенением отмывая все свое тело. Там же я намеренно поранил себя бритвой несколько раз, чтобы охладить внутреннюю агонию и вернуть себе рассудок. Я истратил два флакона геля для душа и большой пакет жидкого мыла. Все эти подробности я упустил. Они останутся только в моей голове.