«Не слишком аккуратно, но скажешь спасибо и на том».

Дойдя до чёрного входа рядом с летней кухней, я отворил дверь и вытащил мужчину наружу. Затем вернулся за служанкой, которую уложил самой первой. На втором этаже уже заметно рассвело, пламя играло повсюду, жадно вгрызаясь в стены дома. Я снова вернулся внутрь и прошёлся со свечой по всему первому этажу, подпаливая всё, что хорошо горит.

«Вроде всё… Или нет?»

Подумав, я вытащил из-за пояса один из пистолетов, который только недавно подобрал.

«Хорошая работа, — сказал я себе, осматривая оружие. — На заказ делали».

Ещё не до конца отдавая себе отчёт в том, какую игру буду вести дальше, я улыбнулся своим мыслям и бросил пистолет на пол.

«Привет и только. Как же без привета?».

Пламя уже ревело на втором этаже, и следовало поскорее убираться прочь. Быстрым шагом, я покинул опустевший дом, теперь трясущийся от набирающего силу пожара. Стёкла уже начали дребезжать, а жар чувствовался даже на улице.

«Твоя воля выполнена, Антони. Только принесёт ли это тебе счастье?».

Для того, чтобы посмотреть на себя со стороны нужно всего ничего — умереть.

Агата медленно скользила по мне. Её горячее дыхание касалось моего уха. Она непрерывно шептала, скача с темы на тему, словно старалась выговориться не за весь прошедший день, а жизнь.

— Второй день не утихают пожары, — говорила она, чуть постанывая и ахая. — Сгорели двадцать девять человек… Шестеро детей… Четыре мальчика и две девочки… Бедные дети…

Агата на миг остановилась, прильнув щекой к моей груди, словно пытаясь поймать меня на лжи.

— Иногда мне кажется, что внутри тебя что-то стучит… — проговорила она, возвращаясь к движениям. — Точно стучит, не может не стучать… Ты почти как живой… — Прачка откинулась назад, опираясь о пол руками и выгибаясь, в так ударяя по мне бёдрами.

Её слова становились отрывистей, она выплёвывала их, едва не выкрикивала, то и дело содрогаясь.

— Хозяйка готовится… давать званый ужин… в следующую субботу… Ох… Аннушка сказала… список продуктов… и блюд такой… что в пору лишь догадываться… кто к нам пожалует…

Она, наконец, застыла, закусив губу, а затем опрокинулась на спину. Легла рядом со мной на пол, положив голову мне на плечо.

— Какого чёрта… — прошептала она, тяжело дыша. — Ему не купить тебе кровать? В день же спускают серебром… на десять кроватей… Хотя, есть же гостевые комнаты… Рискованно, конечно. — Она довольно улыбнулась, глядя на меня. — Ты любишь риск?

Я покачал головой, разглядывая её сияющее во мраке лицо. Это была очень странная, если не сказать противоестественная связь. Агата не была рабыней, но трудилась у Веленских, здесь и жила, состояла на довольствии.

«Как так сложилось, что столь интересная, ещё совсем не старая женщина оказалась здесь совсем одна?».

Я уже не раз и не два задавался этими вопросами. У Агаты были карие почти совсем чёрные глаза, волосы цвета воронова крыла, отдающие синевой, с редкими вкраплениями седины. Её в меру полные губы всегда были слегка бледными, но от того не менее желанными и чувственными. Сложнее всего мне было разобраться даже не в её истории, а в собственных к ней чувствах.

Какие эмоции и желания могут быть у мертвеца, кроме мести? На деле всё вышло намного сложнее. Я ежеминутно и ежесекундно ощущал тяготящую мой разум зависимость. Я знал, что был убит, что по сути мёртв. Но от этого… и быть может даже вопреки этому, мне очень хотелось жить. Пусть даже обманываться, запутываться, всё плотнее погружаясь в омут, из которого не разглядеть истины. Я настолько сильно тосковал по чувствам, что мне начинало казаться, что я их испытываю.

Ошибка некроманта, пробуждение разума, непреклонная воля… Не важно было, что именно сумело противостоять кромешной мгле. Я тянулся к жизни, как мог. И эта женщина, которая являлась в поисках почти того же самого, с каждым днём становилась разгорающимся факелом, который указывал путь наверх, даже не понимая этого.

С момента моего возвращения с задания прошло три дня, но Антони навестил меня лишь дважды. Первый раз наутро после роковой ночи. Мальчишка осторожно отворил дверь оружейной, и увидев меня, едва не подпрыгнул, словно увидел приведение. Медленно подойдя, он остановился метрах в двух и хрипло осведомился:

— Дело сделано?

Я кивнул.

— Тебя кто-нибудь видел?

Я небрежно тряхнул головой.

— Яцек мёртв?

Я провёл указательным пальцем по моему горлу.

Антони вздрогнул. Было не понятно, что сильнее его напугало, что шантажист действительно мёртв, или что парень теперь соучастник преступления. Юноша хотел было что-то сказать мне, то начал запинаться и, наконец, брякнув:

— Никуда не уходи! — Выбежал прочь.

«Если бы ты только знал, какой точный и главное неудобный для меня приказ сейчас отдал, — мысленно хмыкнул я. — Надо с ним помягче, а то у него от страха мозги начинают работать».