Милош натянул одну из своих фирменных ухмылок и был таков, прихватив с собой молчаливого Мартина.

— Итак, с кем имею честь? — осведомился я.

— Меня зовут Адам Костиль. А это мой спутник, Станислав Обнорский.

Поочерёдно они подали мне руки, и я их пожал.

— Антони Веленский, — проговорил я. — Впрочем, это вы и так знаете.

— Увы, я не имею удовольствия лицезреть вашего лица, — заметил седовласый.

— Оно обезображено, как и некоторые места моего тела, — сказал я, приотодвигая ворот, демонстрируя белёсый шрам. — Один подлец ударил меня в самое сердце, а затем и в спину.

— Об этом в том числе мы и хотели побеседовать, — медленно проговорил седовласый. — Хотя, после вашего приказа этим головорезам ландскнехтам, этого разговора могло бы и не быть.

— За последние полгода меня пытались убить трижды. На меня напали в переулке за игорным домом Воговской, меня атаковали в собственном доме и перерезали горло, затем мне в постель подослали шлюху, заражённую чёрной оспой. Я трижды разминулся с верной гибелью и имею намерение продолжать.

— Справедливости ради, я должен заметить, что в ваших словах есть правота. Не каждому из нас доводилось попадать в такой водоворот покушений. Однако, я смею заметить так же и то, что кровавая длань, застывшая над ваши, во многом ваши же и навлечена.

— Не без этого, — кивнув, согласился я. — Но с этим покончено. Юность прошла, а я совсем другой человек.

— И чего же хочет новый Антони Веленский? — поинтересовался Адам.

— Выжить.

— Достойная цель. Вы не находите, Станислав?

— Достойная и ясная, — криво улыбнувшись, заметил Обнорский.

— Вы хотите мне что-то предложить? — пошёл ва-банк я.

— Возможно. Возможно, — всё так же медленно протянул Адам. — Как вы находите эту даму? — спросил он вдруг.

Я обернулся, вновь обратив взор на статую.

— Хорошая работа. Богиня Эвт получилась весьма удачно и уместно для монастырского кладбища.

Мои спутники негромко рассмеялись.

— Да, многим кажется, что данная работа через чур фривольна, — согласился Адам. — Но, представьте себе, это вовсе не Эвт.

— А кто же? — деланно изумился я.

— Это Атраша, собственной персоной. Скульптуру изготовили не для этого кладбища. Бездарности и фанатики, водрузившие её сюда, даже не подозревали, какую шутку подстроили.

— Как этот факт соотносится с истинной темой нашего разговора? — спросил я, переводя взгляд со статуи на Адама.

— В нашем мире многое не является тем, чем кажется, — холодно улыбнувшись, заметил он. — Мы представляем организацию, силу которой, вы и представить себе не можете. Но став её частью, вы будете ограждёны от посягательств всякого сброда.

— Хшанский весьма богат и влиятелен. Для вашего круга он — сброд?

Адам скривился так, словно раскусил гнилую ягоду.

— Хшанский — торгаш, который сколотил состояние, но его кровь жидка. Один щелчок пальцев, и он в грязи.

— А чем я лучше?

— Старая фамилия, хорошие семейные узы, древняя кровь. До недавнего времени единственным твоим изъяном было отсутствие мозгов. Но мы наблюдаем. Твои поступки стали опасны, прозвучали громко, но ты жив и на свободе. У тебя проявился стержень истинного Веленского. А потому, мы готовы дать тебе шанс.

Я нагло рассмеялся ему в лицо.

— Вы говорите о шансе вступить в некое общество. Прекрасно! А кто сказал, что я этого хочу? Что за общество? Как оно называется? Чем занимается? В чём его сила? Я сходу назвал четыре очевидных вопроса, ответ на которые обычно получают до того, как соглашаются воспользоваться, как вы выразились, шансом.

— Ну, что ж, ваши слова отчасти справедливы. Дабы рассеять некоторые сомнения, скажу так. Мы представляем организацию, сила который превышает возможности многих правителей. Так сказать, официальной власти.

— Докажите.

— Вы зарезали Яцека Элиаш-Радзиковского в его собственной постели, подкупив батлера. Его подельников, которые собирались вас шантажировать, вы при помощи телохранителя заманили в ловушку за игорным домом мадам Воговской, где с ними разделались. Ну, и, наконец, старый дурак Хшанский. Вы совратили его дочь, а после того, как папаша поквитался за поруганную честь, вы вернули должок, убив его людей и изувечив его самого.

Меня впечатлила осведомлённость Адама, однако столь же порадовало и то, что он знал лишь полуправду. Решив, однако это использовать в своих целях, я постарался изобразить изумление, смешанное со страхом.

— У вас нет доказательств, — прохрипел я, старательно коверкая голос, словно он дрожал от волнения.

— Вообще-то есть, но это не имеет значения, — сообщил Адам. — Я привёл эти факты в подтверждение слов о могуществе нашего ордена.

— Перо и нарождающаяся луна.

— Верно, — кивнул Адам, улыбнувшись. — И именно молодая луна, а не убывающая. Вы видите истину, а может и просто угадали.