Нина ухватила тяжелый кованый стул и потащила к беседке. Леонид пошел за ней. Лидия Андреевна не спускала с них глаз.

— Так что? — спросила она, как только они подошли ближе. — Как вас все-таки зовут? Может, представитесь вашим настоящим именем?

— Да, конечно. — Он сглотнул и ухватился за кованую холодную спинку стула. Нога болела все сильнее, во рту пересохло. — Я Николай. Николай Иванович. — Никакого другого имени в голову ему не пришло.

— Вот и славно, — улыбнулась Лида. — Совсем другое дело. А то мы уж подумали, что вы проходимец. Да еще и драчун, судя по вашей физиономии. И что же, Николай Иванович, вы отдыхаете тут с семьей?

— Я не проходимец. Хотя выгляжу сейчас действительно не очень, тут вы правы, но так получилось… хм, спортивная травма. А семьи у меня нет. Я старый холостяк.

— Надо же, вы так и не женились? — Она хитро прищурилась.

— Мама, — Вера тихо покашляла, — тебе не кажется, что ты задаешь Николаю Ивановичу чересчур личные вопросы? Мы еще даже толком не познакомились. Меня зовут Вера, Николай Иванович. А это моя мама…

— Лидия Андреевна, я знаю. — Он улыбнулся.

Седой статный мужчина с ярко-голубыми глазами. Вере вдруг показалось, что и она его уже где-то видела, но никак не могла вспомнить где.

— Откуда же вам знать мое имя? — Лида сложила на груди руки и отодвинулась от стола еще дальше.

Он не понимал, она то ли притворялась, то ли пыталась играть с ним в какую-то игру. То ли была страшно на него обижена и злилась…

— Мы были знакомы, Лидия Андреевна. Но очень давно, и вы меня, возможно, не помните.

— Возможно. У меня нет привычки запоминать всех подряд. Всего доброго, Николай Иванович. Была рада знакомству, но мы уже уезжаем, нам пора. Вставайте, девочки. Ну же, поднимайтесь!

— У нас полно времени. — Вера никак не могла понять, что происходит. — И ты так хотела перед отъездом поесть пирога с абрикосами. И чай еще даже не выпила.

— Нам пора! — грозно объявила Лидия Андреевна. — Мне не хочется пить чай в компании проходимцев!

Повисла пауза. Нина с Верой переглядывались в недоумении и смотрели то на Лидию Андреевну, то на Леонида.

— Я прошу вас, — вдруг быстро сказал он. — Дайте мне пять минут. Я докажу вам, что мы были знакомы. Пожалуйста. Мне нужно только сходить в номер, я сейчас же вернусь. Не уходите, пожалуйста. Ладно?

Он умоляюще посмотрел на Веру, и она кивнула. А ее мать с прищуром посмотрела на него и сказала:

— Мы будем здесь столько, сколько надо нам. И ждать мы никого не собираемся. Мы никого не ждем. Никогда.

Он быстро развернулся и пошел по извилистой дорожке к своему домику. Нога нестерпимо болела, без костылей было тяжело, но он шел быстро, как мог. Он уже все понял, без слов и без объяснений, он понял и принял и ее обиду, и правила ее игры, он был согласен на все, лишь бы не потерять ее снова.

— Приятный мужчина, — сказала Вера. Она смотрела Леониду вслед, как он, прихрамывая, уходил все дальше. — И такой интересный. И вежливый. Чего ты на него так ополчилась, а, мам?

Она повернулась к Лидии Андреевне и вдруг увидела, что та плачет. Ее мама плакала, не отрывая взгляда от уходящего Леонида.

— Мама, ты чего? — испугалась Вера.

— Бабушка! — Нина подскочила к ней и обхватила за плечи.

— Девочки, девочки, пожалуйста, — тихо сказала Лидия Андреевна и всхлипнула. — Только не дайте ему уйти! Я прошу вас, девочки! Нина, милая, беги за ним, детка! Беги! Только не потеряй его, пусть он вернется! Пожалуйста! Девочки, пожалуйста…

— Я сейчас просто сойду с ума, — объявила Вера.

А Ниночка сорвалась с места и помчалась по узкой дорожке за седым мужчиной, который только что скрылся за углом кофейни.

Она догнала его уже на пороге домика. Он возился с ключом, неловко прикладывал к замку карточку, но руки у него дрожали, и дверь никак не открывалась.

— Давайте я, — сказала Ниночка, и он испуганно обернулся от неожиданности, услышав ее голос. — Я… я просто на всякий случай. Мало ли, вам же тяжело идти. Так что я просто хотела проверить, что у вас все в порядке.

Он улыбнулся ей и протянул карточку. Она открыла дверь.

Он быстро прошел в номер, неловко нагнулся и вытащил из чемодана старую замшевую перчатку. Куда бы он ни ездил, он всегда брал ее с собой. Замша местами истерлась и покорежилась от времени. Если у него были важные встречи или особенно сложные суды, он клал перчатку в портфель; когда он болел — засовывал под подушку. Она была его талисманом, эта перчатка, она давала ему надежду. А сейчас она должна была спасти ему жизнь. Так ему казалось. Так он чувствовал. Потому что если каждому человеку в жизни давался момент «сейчас или никогда», то для Леонида он наступил именно сейчас. Его жизнь только что обрела смысл. Его жизнь вот-вот должна была начаться.