«Они меня точно обезглавят», — подумал он, а Фериде разразилась длинной сердитой тирадой на турецком. Наверное, рассердилась на мальчиков. Вид у нее был очень грозный. Кемаль тут же потупился и почему-то стал целовать ей руки.

— Простите, — сказал Керим. — Это никак не иметь к вам отношения. Как вы чувствуете?

— Очень болит голова, — честно признался он.

— Мы нашли вас на… под дорогой. Вы, наверное, упали из машины или мотоцикл. Мы ехали мимо, забрали вас. До дома мамы было рядом. Мама звал наш дядю Селим, он…

— Он доктор, — улыбнулся Николай.

— Да-да, эвет. Дядя Селим работал в больница. Мы хотели ехать везти вас в больница, но он сказал, больница дорого к иностранцам, оставят без денег совсем. Он хороший врач. Он выправил ваш плечо. Но надо лежать, потому что у вас сильно…

— Сотрясение мозга, — подсказал Николай. — Ваша мама мне уже сказала.

При упоминании мамы Керим словно расцвел и тоже поцеловал Фериде обе руки.

— Мама наш очень прекрасная, — сказал Кемаль. — Аннем.

— Надо теперь только много лежать, много так отдыхать. У вас еще поломан… грудь. Вот тут, вот так.

— Ребра, — догадался Николай.

— Да, — кивнули янычары.

— Спасибо вам, — сказал он. — Вы меня спасли.

— Мы пугались, — сказал Керим и приложил руку к сердцу. — Ай, Аллах.

— Что убивался совсем, — добавила Фериде.

«Наверное, они хотят денег, — подумал он. — Конечно, они хотят денег. Нашли на дороге богатого иностранца, поэтому и не повезли в больницу». Он привык так думать, денег от него хотели все и всегда. Вот он и привык.

— Я вам заплачу, — сказал он. — У меня есть деньги.

Все трое замахали руками как ненормальные, а один из янычар сурово сдвинул брови.

— Не надо денег!

— Мы не брать деньги!

— Мы спасали! Мы не деньги, мы хотели, вы живой!

— Зачем всегда думать, людям надо только деньги!

— Почему хотите нас обижать?

— Человек человека всегда спасает!

— Люди как не люди, все деньги-деньги, йок человек, йок сердце, ай, беда!

Они подняли такой галдеж, что голова у него чуть не лопнула, а по щекам вдруг опять потекли слезы.

— Ай-ай-ай. — Фериде подскочила к нему и стала вытирать ему лицо. Руками, теплыми мягкими ладонями. И от этого слезы полились еще сильнее.

Он не помнил этого ощущения, оно тоже было из детства. Взрослым людям никто не вытирает слез, они справляются с этим сами, а теперь ему не хотелось, чтобы она убирала руки, пусть бы гладила его еще и еще, эта совсем чужая странная женщина.

— Мы тогда будем уходить, — тихо сказал Кемаль. — Вы будете здороветь.

— Подождите, — простонал он. — Мой телефон разбился. Мне очень неудобно вас просить, но не могли бы вы купить мне новый, у меня в кошельке есть кредитка. А где мой кошелек? — И тут же в голове у него опять стрельнула та же гаденькая мыслишка: кошелек они у него уже вытащили, поэтому так с ним и носятся.

Но Фериде куда-то быстро ушла и вернулась с его портмоне. Все было на месте, и ему стало жутко стыдно, так стыдно, что щеки покраснели, как в детстве. Он достал карточку и протянул Кериму.

— Не надо. — Тот выставил перед ним руку. — Мы берем телефон, везем город, смотрим, может, чинить, может, купить.

— Но я хочу заплатить. Возьмите карточку, я скажу пин-код.

— Когда человек болит, у человек беда, надо помогать. Вы пожилой, мы молодые. Мы должны вам помогать, это нам подарок от небеса.

«Так не бывает, — подумал он. — А как же все эти обманы на рынках, а тот хитрюга на ресепшене в отеле, которому надо было положить в паспорт сто долларов, чтобы получить номер получше, — как же знаменитая восточная хитрость? Все знают, что туристов на Востоке так и норовят обмануть. Почему эти люди такие странные?»

— У меня есть деньги, я богатый человек, возьмите карточку! — снова попытался Николай.

— Разберемся! — крикнули уже с порога «мальчики» и ушли.

Он снова заснул, провалился в сон и проспал до самых сумерек. А когда открыл глаза, рядом с ним по-прежнему сидела женщина в платке. Она принесла ему попить и сказала, что сейчас принесет поесть. Ему нужно было в туалет, но он стеснялся ей сказать, а она сама откинула одеяло и подставила ему плечо. А потом стояла и ждала под дверью. Он сказал, что очень хочет в душ, но она категорически помотала головой и потащила его обратно в постель.

— Душ — завтра, — сказала она. — Завтра Селим-брат приходит, смотрит, говорит, что надо, что нет надо. Теперь ложиться.

Она кормила его, как маленького, с ложечки и смотрела, как он ест, и как будто любовалась им, радовалась, что он ест, давала ему попить и придерживала затылок, подкладывала под больное плечо подушку, туго перевязывала грудь — чтобы срослись ребра. Она наклонялась к нему низко-низко, почти касалась его своей грудью под бесформенным платьем, и он от этого вдруг почувствовал волнение. Разволновался, как мальчишка, и сам испугался от неожиданности, от такой реакции своего тела. Как будто после того, как он так глупо рухнул в пыльный кювет, он заново родился. Сначала чувствовал себя маленьким, совсем ребенком, а теперь юношей, который робеет от первых прикосновений девочки, которая ему нравится. Но Фериде была совсем не девочкой. Да и как ему могла понравиться пожилая толстая турчанка, когда дома у него была жена-красавица, которой он, честное слово, ни разу в жизни не изменил? Потому что у него были свои правила в жизни, и по ним изменять жене было нельзя, как бы ни складывались их отношения. Но только осталось ли хоть что-то от их отношений? Этим вопросом он задавался, нет, он маялся им уже очень долгое время. И сейчас он ждал ответов. Ждал, когда янычары, спасшие ему жизнь, привезут ему телефон, он вставит туда сим-карту, и телефон запищит, задрожит, взорвется от миллиона звонков, и все они будут от Тамарочки. Потому что она все-таки любит его. Они ведь прожили вместе целую жизнь, вырастили детей, дождались внуков. Он делал для нее все, что она могла пожелать. А теперь она наверняка злится на него, потому что не может дозвониться, волнуется, не находит себе места, стоит ночью у темного окна и смотрит на телефон в ладони. А может, уже взяла билет в Турцию и прилетит за ним. Ну конечно, она наверняка за ним прилетит! И еще ему позвонит Леонид. Это он точно знал.