— Так она ж тебя дочерью считает! — отвечала ей в таких случаях моя мама.
— Малыша вон пусть воспитывает!
— А он старше её!
— А я еще старше!
***
— Амелина! Живительница! — проша стоял у забора. — Пожалуйста, помоги!
— Что случилось? — мама завязывая платок на голове поспешила к нему.
— Мне тоже с вами? — спрашиваю.
— Пойдем, — кивает мама. — Так в чем дело Проша?
— А это, там у Марина ногу бревном прижало.
Мы припустились к нашему новому дому. Решено было пристраивать еще один большой сарай. Хотя мы и были против. Но в деревне решили, что так надо. Ну надо, так надо. И вот теперь из-за этого строительства — травма у Марина.
Прибегаем на место. Марин полусидя, полулежа из-под бревна нам машет.
— Ну как хоть тебя так угораздило? — мама вздыхает. — Так осторожно не трогаем ничего.
"Малыш! — зову я его мысленно. — Нужна помощь твоя".
"Уже лечу", — был ответ.
— Ой. — Вздыхаю. — Если б и правда летал. А то только так говорит.
А Малыш уже и правда рядом.
— Быстрый ты однако.
И смотрю Лимиус у него с крыла съезжает.
— О! А это что-то новенькое.
"Ну не за шкирку же ему меня нести было"! — слышу голос Лимиуса.
Улыбаюсь. А Малыш тем временем под руководством мамы поднял лапами бережно бревно и отодвинул в сторону.
— Так, — мама наклоняется к Марину. — Слом. Все ясно.
— Так две доски мне живо. Вот такой длинны, — и мама показывает длину.
— Так. Терпи Марин. Так Эвелина держи тут.
И она вправляет сломанную кость. Марин орет что есть мочи.
— Ничего, уже все. Ты молодец.
"Да уж, — думаю про себя, — на живую слом вправлять"…
Мама приматывает платком две доски в ноге Марина.
— Ну думаю месяц ты точно в гипсе этом будешь.
— Это как месяц? — удивляется тот.
— Ну дней тридцать примерно.
— Так много? — тот удивляется еще больше.
— А ты как хотел? Слом ведь был. Срастись все должно теперь. Потом разрабатывать будем — еще дней тридцать.
— Ой…
— Вот и ой! Говорили вам не надо нам больше пристроек!
29
***
Прошел месяц с того случая. Мы переехали наконец-то в новый дом. Светка, увлекшаяся вязанием последнее время, навязала много ковриков. Так что пол в доме почти полностью был выстлан ковриками.
А Марин стал у нас частым гостем. В силу того, что приходил на очередной прием к маме, да я подозревала еще, что и Светлана ему приглянулась. Он часто на нее заглядывал.
— Вообще вы здорово придумали мне эти — как их там, ка-сты-ли, — завел он однажды разговор. — Я бы с палкой-то так резво не бегал.
— Ничего, — отвечала мама. — Вы скоро из без них бегать будете.
— Да у меня все равно работа-то сидячая, — он вздохнул, помолчал. — А вот, Светлая, как вы думаете могла б мне тоже такой вот ковер сплести?
— Ну конечно! — слышится голос Светланы от входа.
Она проходит в комнату.
— Мне бы вот еще крючок новый для вязания. Их бы вообще металлические бы. Деревянные у меня почему-то долго не живу.
— А если костяной? — Марин смотрит на Светлану. — Я могу попробовать сделать.
— Буду примного благодарна, — и она присела в реверансе.
Марин удивленно смотрит на нее.
— Не обращайте внимания на ее царские замашки! — смеюсь я.
— Царские?
— Ну это… в царских дворцах принято в реверансах-то раскланиваться, — добавляю смущенно.
— Она царских кровей?
— Э-э…
— Да мы уже ни чему не удивимся! — смеется мама.
— А какой размер вам нужен? — сменила тему Светка. — А то у меня пряжи мало осталось. Надо если что к Вечерене идти.
— Да мне небольшой. Вот чтоб так же как у вас у стола рабочего. Чтоб ногам теплее было.
— А это потому у вас сквозняки по полу гуляю, — говорю, — потому что у вас дверей нет. Просто шкурами проем завешен.
— Как так нет! У нас в каждом доме с улицы на ночь ставень дверь прикрывают, — Марин удивленно вздернул брови.
— А так только на ночь! И только одна входная. А межкомнатных-то нет, — отвечаю.
— А что и такие бывают? Да зачем же? — удивляется он. — От кого нам комнаты-то запирать?
— Ну они больше для тепла. Не надо их запирать. Вы и входные-то не запираете все равно.
— Да, а в сараях они вообще отсутствуют, — поддакивает Светка.
— Вы по этому проемы не завешиваете, что двери хотите, да? — спрашивает Марин.
— Да нет, просто шкуры лень отгибать каждый раз, когда выходим, — и мы все дружно рассмеялись.
