– А должен?

– А как же! Стоило заглянуть в туалет носик припудрить, а его уже и след простыл. Подумала, может, без меня сюда поднялся. А он, наверное, меня внизу ищет. Ну и пусть ищет, раз такой дурак.

Разговор происходил в трех шагах от их столика, Ирка напряглась: на сравнение с Цыбульским она первая имела право, чего сама ему не сказала! Вот дура!

Витя зачарованно смотрел исключительно на грудь девушки. Борис уже собирался подвести ее к их столу и познакомить, как в зал влетел плотный крепыш, одетый так по-европейски неброско, но при этом все-таки фирменно, что на его фоне Витин кожаный пиджачок на джинсовую рубашку выглядел провинциально жалко. Крепыш наспех пожал руку Борису, обнял девушку и, что-то ей объясняя, повел к малому залу, отгороженному тяжелым темно-малиновым занавесом. Обернувшись, она помахала ручкой и прожурчала:

– Не пропадай, Боренька! Звони!

Крепыш тоже обернулся, недружелюбно зыркнул в их сторону и согласно кивнул, словно подтверждая приглашение.

– Боб, кто это? – теряя голос от восторга, прохрипел Витя.

– Запал, старик? – Борис весело хмыкнул. – И не мечтай! Это Ульянка, манекенщица из Дома моделей на Невском. Ее ж фотографии на обложках половины журналов мод! Красивая барышня, ничего не скажешь, и, что редкость – умна и начитанна! Не раз общались…. Она ж часто захаживает к Мише… и как ты ее там не встретил?! А Миша, – пояснил он Ирке, – наш с Витей друг, художник. У него мастерская на Загородном… А Ульянкин Гоша знаешь чем промышляет? – он выдержал паузу, прежде чем продолжить. – Гоша у нас проводник в поезде! Но не в простом каком-нибудь там плацкартном до Нижнего Тагила, а, можно сказать, в золотом. Следующем до Стокгольма! Другими словами, раз в неделю человек бывает в капстране! Очень, надо признать, состоятельный товарищ. Но Ульянку он все равно не удержит, сколько бы бабок ни вбухивал. Во-первых, по сравнению с ней он дурак, а во-вторых, она девушка не его полета…

Витя в ответ процедил, кривя губы:

– Слава партии, правительству и всему, млять, советскому народу! Только в этой стране такая женщина может достаться не кинозвезде, не чемпиону мира по-о-о-о… – Витя уставился в потолок, – ну, не знаю, да хоть по шашкам! Или партийному боссу… министру, – продолжил он с ожесточением, – а проводнику поезда, застилающему постельки и подающему чай пассажирам, даже если он и лейтенант КГБ…

– Вить, а почему лейтенант, с чего ты взял? – встрепенулась Ирка.

Задумавшись на мгновение, он со смешком ответил:

– Был бы капитаном – служил бы не проводником, а начальником поезда!

Засиживание в ресторанах в эти безликие и унылые годы брежневской эпохи считалось многими делом интересным и престижным. Неудивительно, что обед плавно перетек в ужин. Когда в зале на первом этаже заиграла музыка, Витя удивленно посмотрел на часы – как незаметно пробежало время! – и объявил, что вынужден попрощаться – есть еще неотложные дела. Рыхлый огласил приговор. Витя, как и предполагалось, оправдал все его ожидания, они долго трясли друг другу руки.

Без Вити разговор не клеился. Посидев несколько минут в молчании, они спустились вниз. Ансамбль в зале наяривал традиционный разгульный репертуар ресторанных танцев, на узком пространстве дружно дрыгали ногами сильно нетрезвые посетители. Танцевать Ирке хотелось, танцевать с Борисом хотелось очень-очень! Но не под такой же совок! Она разочарованно огляделась по сторонам, словно в поиске подмоги, и – есть же Бог на свете! – помощь подоспела в лице фирменного проводника Гоши. Он подошел к певичке, что-то прокричал ей на ухо, она согласно кивнула, и пятирублевая бумажка перекочевала ей в вырез платья. «А сейчас для Георгия и его очаровательной спутницы прозвучит эта мелодия», – объявила она и запела неожиданно сильным и красивым голосом «Римские каникулы» Матья Базар.

Крепыш Гоша – вот ведь неожиданность! – со сдержанным достоинством принялся довольно не стыдно топтаться вокруг Ульяны, та же, закинув руки вверх, томно вращала бедрами, очень точно попадая в мелодию и придавая всем движением своего красивого тела еще большую сексуальность не только танцу, но и без того чувственной песне. Борис одобрительно смотрел на них. «Ну, сейчас мы им покажем класс», – подумала Ирка и приготовилась к томным и сложным па в уверенных руках Бориса. Он же просто крепко прижал ее к себе. Со стороны вообще могло показаться, что они стоят на месте, на самом же деле он танцевал именно таким «стоячим» образом, импульсами показывая Ирке направление движения, а руками и ногами это самое движение сдерживая, не позволяя выполнить его во всей амплитуде. В результате они едва покачивались, исполняя танец скорее виртуально, причем совершенно понятным Ирке образом.

Неутомимый и неиссякаемый Гоша метал пятерку за пятеркой; до закрытия ресторана были исполнены все известные советскому человеку хиты Сан-Ремо, под «Феличиту» народ с одинаковым восторгом оттрясся три раза подряд. Какая бы мелодия ни звучала, Борис танцевал ее медленно или вообще в этой своей странной манере – импульсами. Он погружал лицо в Иркины волосы и, не переставая, касаясь губами, шептал, какая она расчудесная. Кто б в этом сомневался! Происходящее казалось сказочным сном, люди вокруг добры и красивы, Ирка любила всех…

В себя она пришла только на улице, когда Гоша, не попрощавшись и не предложив подвезти, буквально у них перед носом хлопнул дверцей своих «Жигулей», припаркованных прямо напротив входа, и рванул с места. Ульяна уже на ходу приоткрыла окошко и, не оборачиваясь, помахала им ручкой.

– Может, опять ко мне? – с надеждой предложил Борис. Черные очки он снял еще во время танцев. Глаз его почти полностью заплыл и выглядел страшно – узкая щелка, как у китайца, да еще кроваво-красного цвета!