Шрифт:
• Шашлык по-грузински (на 6–8 персон)
Говядину нарезать небольшими кусочками, отбить и все жилы отобрать; потом положить в каменную чашку нарезанный лук, влить туда же мадеру и уксус и все смешать с говядиной; потом в этой смеси говядину помять рукой хорошенько и так оставить; во время обеда нужно приготовить раскаленные уголья на шестке, развернуть их по обе стороны, говядину надеть на вертел, посыпав солью, и начать жарить между угольев, но не дать закоптеть или чтоб захватило пламенем; беспрестанно вертел поворачивать. Блюдо же держать на горячем месте, а с вертела шашлык снимать надо осторожно ножом и горячий подавать на стол.
• Гозинаки (сладкое грузинское блюдо, подаваемое непременно 31 декабря, накануне Нового года)
Миндаль сладкий очистить, раздвоить и опустить в холодную воду. Между тем поставить вариться в кастрюле сотовый мед, а когда он станет кипеть, не дать уйти пене и беспрестанно мешать, чтоб не пригорел. Когда мед получит желтоватый цвет, впустить в него миндаль и дать всему кипеть. Для пробы взять немного на ложку и вынести на холод: ежели скоро окрепнет, то это означать, что все готово. Тогда десертные тарелки обмазать миндальным маслом и разлить на них это медово-миндальное варенье, дать ему застыть в комнате, и тогда изрезать на жеребейки, как и отпустить на стол.
Обратите внимание на то, что в меню «богатого стола» появляются не только французские, английские, немецкие блюда, но и грузинские, а еще украинские, армянские, татарские, старинные русские и т. д. Императорская Россия играла в патриотизм даже за обедом, но это ни от чего не могло ее спасти.
Готовим без кухарки!
Во второй половине XIX в. все громче и отчетливее заявляет о себе новая социальная группа – разночинцы. Это «люди разного чина и звания», не приписанные ни к дворянству, ни к купечеству, ни к мещанам, ни к цеховым ремесленникам, ни к крестьянству, не имевшие личного дворянства или духовного сана. Хотя формально разночинцами считались низшие придворные, статские и отставные воинские служители, которые не записывались ни в купечество, ни в цехи, но постепенно это группа расширялась. «Разночинцами» стали называть детей мелких чиновников, купцов или священнослужителей, получивших высшее образование и захотевших не пойти по пути своего отца, а заниматься интеллектуальным трудом, – они становились журналистами, писателями, редакторами, переводчиками, врачами, частными учителями. Скоро слово «разночинцы» стало синонимом слова «интеллигенция», поскольку в этот период происходил быстрый рост слоя образованных людей в целом, значительная часть интеллигентов были разночинцами. Зачастую они небогаты, а то и просто бедны, но уровень жизни, на который они претендовали, требовал наличия в доме прислуги. По крайней мере, – кухарки.
Вот что пишет Авдотья Панаева о первых днях семейной жизни с Белинским: «Теснота квартиры, частая перемена дешевых кухарок и всякие хозяйственные мелочи, неизбежные в том хозяйстве, где должны беречь каждую копейку, волновали Белинского, и он иногда задавал мне вопрос: “Да неужели нельзя найти порядочную кухарку, не пьяницу, не крикунью-грубиянку?”
Я ему растолковывала, что хорошая кухарка будет дорога, да и не станет спать у самой плиты и стряпать в полутемной кухоньке.
– А-а!.. значит, я должен помириться со своей домашней обстановкой! Нечего мне и волноваться, что в два месяца у нас переменилось восемь кухарок. Теперь на их грязь и грубости я буду смотреть спокойно, только приму меры, буду затыкать уши канатом, когда начнется руготня в кухне».
Некоторым интеллигентам казались выходом коммуны, описанные Чернышевским, – общее хозяйство должно было вести к меньшим тратам, а, кроме того, в коммуне воспитывались «новые» люди, идущие в ногу с прогрессом, реализующие на практике идеалы свободы, равенства и братства.
Авдотья Панаева рассказывает об одном из таких экспериментов: «Я была в коммуне не более двух раз, но знала от Слепцова, как идет хозяйство в ней: по всему было видно, что оно ведется не в порядке, потому что надо было соблюдать большую экономию во всем, а какая может быть экономия, когда гости собирались не только раз в неделю, но стали бывать в коммуне каждый день, и утром, и вечером, обедали, пили чай. Благодаря разным личностям, бывавшим в коммуне, распространились всякие сплетни о живущих в ней. Когда я стала говорить Слепцову об этих слухах, он отвечал:
– Не стоит обращать на это внимания, пусть себе болтают всякий вздор, избежать этого трудно. Все отлично знают, что женщины жили прежде в меблированной квартире точно так же вместе с мужчинами, да еще бог знает с какими. Рутина в общественной жизни так сильна, что, какое бы ни явилось в ней полезное исключение, оно производит гвалт; покричат, поболтают и перестанут.
Но невыгодные слухи о коммуне принимали все бoльшие и бoльшие размеры. Уверяли, будто бы в коммуне каждый день бывает большое сборище мужчин и женщин, которые пируют всю ночь, что за ужином разливанное море вина, посетители и хозяева напиваются до безобразия, и гости только на другой день расходятся по домам.
А между тем в коммуне, кроме чаю, никаких других угощений не подавалось гостям. Если впоследствии появилось в печати неверное описание жизни членов в коммуне, то это можно приписать лишь галлюцинации автора, видевшего описанное им во сне.
В городе распространились слухи, будто образовалась новая секта, под названием “коммуна”, и что культ этой секты – самая безнравственная разнузданность.
Городовые бессменно торчали у подъезда квартиры коммуны. Прислуга, которой отказывали в коммуне или за бесцеремонное воровство при покупке провизии, или за большое количество кумовьев, торчащих постоянно в кухне, вымещала свою злобу, рассказывая небывальщину о своих бывших хозяевах.
Некоторые дамы, опасаясь компрометировать себя, выехали из коммуны, а остальным слишком дорого обходилась жизнь на общей квартире, и коммуна распалась».
Между тем 1874 г. в Санкт-Петербурге, в типографии Ритгега и Шнейдера, располагавшейся по адресу: Невский пр., 5, вышла книга, которая, возможно, решила бы часть проблем и в семье Белинского, и в коммунах. Имя автора на обложке не было указано, а называлась она «Приготовление кушаний без кухарки».
Автор ничего не писал о том, к каким именно семьям он обращался, упоминал только, что пишет для начинающих хозяек, и утверждал, что «каждая хорошая хозяйка должна уметь стряпать, а для этого и дoлжно привыкать к стряпне смолоду. Так как каждый, начинающий готовить, много раз портит кушанье, прежде чем оно начнет удаваться, то лучше всего начинать учиться с небольших порций. Учась стряпать, нужно до многого доходить самой, но тем не менее необходимо, чтобы при этом были руководители: во-первых, потому что многое рассказать нельзя, а можно только показать, во-вторых, потому что, пока еще привыкнешь обращаться с огнем, можно наделать много бед. Готовить можно учиться и на настоящей большой плите, но еще лучше на маленькой, подходящей к росту нашей читательницы, а во всем остальном устроенной совершенно сходно с большею». Заканчивалось предисловие таким напутствием: