Шрифт:
Мало того, что ни одних часов в кухне видно не было, но и движения хозяина были настолько замедленны, что это даже немного раздражало.
— Кофе будете? — спросил хозяин.
— Нет, спасибо. Я хотел только поговорить…
— Сейчас, — перебил его Валентин. — Я себе Все-таки сварю. Знаете, легли только в девять утра…
Прошло еще минут пятнадцать, пока хозяин уселся за стол и вопросительно посмотрел на гостя.
— A-а…вы от кого?
Виктор достал конверт с фотографиями.
— Помните у вас один человек оставил деньги и вы написали письмо его жене в Саратов?
— А-а, — кивнул хозяин. — Помню. Вы от его жены?
— Нет. Посмотрите, вы его здесь узнаете? Валентин посмотрел на снимки, взял их в руки и спокойно ткнул пальцем в одного из мужчин.
— Вот этот, да… Николай зовут. Хороший мужик. , Расспросив Валентина о его знакомстве с Николаем, Виктор поднялся, чтобы уходить.
— Вы деньги возьмете? — спросил его хозяин. — Деньги?
— Ну да, те, что он оставил… Вы разве не от его жены? —Нет.
Валентин пожал плечами.
— Так что с ними делать? — спросил он.
— Дайте мне ваш телефон, я вам перезвоню и скажу, — пообещал Виктор.
Выезжая на Столичное шоссе, он снова увидел ту самую вишневую «девятку».
Она опять поехала за ним, только теперь в сторону города. Виктор запомнил номер машины и теперь время от времени посматривал в зеркальце, проверяя: на месте ли его «хвост». Беспокойства по данному поводу он пока не чувствовал. Да и «хвост» этот был повежливее «газика».
Два дня прошли, как в кошмарном сне. Деньги были на исходе, и Нику казалось, что и жизнь его уже на исходе. Несколько раз звонил телефон, но Ник не поднимал трубку. Сначала не хотел, потом уже не мог. Под столом валялось пять пустых бутылок «Абсолюта». В голове звенела пустота, звенела тяжело, вызывая резкую головную боль. А за окном висел туман, густой, молочный. Ник никогда не видел такого прежде. Он даже сейчас не был уверен, что видит этот туман. Думал, что это пьяная, «абсолютная» усталость.
Снова включил магнитофон, и застучало в квартире частыми ударами записанное сердце.
Подсчитал оставшиеся деньги — сорок три марки. Как раз на одну большую бутылку и одну маленькую. А потом?
Потом — его уже не интересовало. Он смотрел на туман за окном, вспоминая маршрут до супермаркета.
Вышел на улицу и побрел в сторону центра Ойскирхена. Вокруг ничего видно не было. Даже тротуар с высоты взгляда был виден с трудом, как земля, покрытая облаками, из самолета.
Мимо по дороге проехала навстречу машина с двумя желтыми глазами. Проехала медленно и почти беззвучно.
Купив запланированные полтора литра «Абсолюта», Ник зажал в руке сдачу — монету в пять марок. Большая монета словно давила на ладонь.
Остановился перед знакомым кафе. Кофе ему не хотелось, но возникло желание потратить остаток денег, освободиться от этой монеты, словно только она создавала ощущение несвободы.
Зашел. Поставил пакет с бутылками под столик. Заказал кофе и «мышку».
— Вы болели? — спросила улыбчивая хозяйка, наливая кофе.
— Я и сейчас больной, — ответил Ник;
— А что с вами? Вы к врачу ходили?
— Нет.
Лицо женщины выразило серьезную озабоченность. Она пристальнее всмотрелась в его лицо.
— Это не инфекционное? — спросила, немного отклонившись назад.
— Нет, — мотнул головой Ник. — Это нервы… Он едва сдержался, чтобы не рассказать, не поделиться своим горем. Но все-таки смолчал. Зачем оно ей? Кто он ей такой?
— Три марки шестьдесят, — сказала она.
Ник, оставив сдачу на стойке, взял кофе и «мышку», сел на высокий грибок-табурет. Уставился тупым взглядом в прозрачную стенку, чью прозрачность сводил на нет сегодняшний туман.
«Самое время исчезнуть в тумане», — подумал он.
Достаточно легко вернулся домой. Даже сам удивился этой легкости. Видно, ноги хорошо изучили дорогу в центр и обратно.
И снова включил магнитофон, перемотав запись на начало. Налил стопку, открыл окно перед столом.
Туман не уходил, но наступал вечер. Сверху, с неба, туман пропитывался темнотой. Медленно загустевал.
Ник подремал час-другой на своем матрасе и снова поднялся. Шатаясь, уселся за стол. Оставалась только «поллитровка». Во рту горчило. Голова раскалывалась.