– Ух ты! – в один голос воскликнули Ник с Николеттой.

А Грег сказал, заставив ее вздрогнуть и покраснеть:

– Себя забыла.

И, пока она пыталась сообразить, куда на получившейся картине вписать себя, подошел, встал рядом, вскинул руку…

?ейзел всегда забавляла эта eго манера: в критических ситуациях ?рег мoг творить чары чуть ли не движением брови, но, когда опасности не было и счет не шел на секунды,действовал совсем как волшебники из детских мульти?ов – неторопливо, зрелищно и пафосно. Как будто учился не у профессора Питта, магистра боевой магии, не у архимага-стихийницы мадам Ковальски, не у чемпиона Европы по магическим дуэлям полковника Валентайна, а у какого-нибудь сказочного ?бу-Али-ибн-?аттаба или Великого Серого Чародея. Сам он только смеялся,когда Хейзел говорила об этом,и отвечал:

– А чем они плохи? ?ожет, мне нравится повыделываться?

– Только этим и занимаешься, – ворчала Хейзел, сдаваясь .

А сейчас подумала – для Рождества очень даже подходящая манера, особенно, когда творишь магию на глазах у любопытных шестилеток.

Из-под ладони Грега вился колдовской снег, летел к окну, кружился, формируя тонкую девичью фигурку. Снежная Хейзел выглядела веселой и задиристой. Помахала рукой и встала в санях рядом с возницей-медведем. На ее плече уселся, вздыбив пушистый хвост, белый кoт. Закрепляющий пасс – и художества Грега заледенели, намертво прихватились к стеклу.

– Вот так лучше, – сказал он. – Хейз, пошли с нами елку наряжать, чего ты в cтороне топчешься.

И Хейзел с удовольствием включилась в веселье. Ну их, эти детские привилегии, в самом деле! Перед Рождеством любой имеет право немножко побыть ребенком.

***

Близнецов отправили спать, взрослые тоже разошлись по спальням, только Хейзел не торопилась. Взгляд снова и снова возвращался к ледяной картине на стекле, а мысли – к решению поговoрить с Грегом. Если бы она ещё знала, как начать этот разговор!

Они дружили много лет, но привычки лезть к другому в душу ни у кого из них не было. И откровенничать не любили оба. Их дружба вряд ли могла называться доверительной. Скорее уж – деятельной. Хейзел всегда ценила то, что Грег не пристает к ней с лишними вопросами. И сама отвечала тем же. А теперь… Как это спросить вообще?! «Ты действительно влюблен в меня с четвертого курса? Или так здорово выполняешь мою просьбу, что даже я в это пoверила?» – да она со стыда сгорит с такими вопросами!

Тихие шаги она услышала и узнала, но оборачиваться не стала. Грег обнял сзади , прислонил к себе. Слишком интимно, раньше никогда так не делал.

– Ты слишком грустная для такого хорошего дня. Что случилось?

– Ничего, глупые мысли.

– Не верю. Ты ведь не Дубовые ?озги, чтобы тупить на ровном месте.

Хейзел рассмеялась:

– Кажется,именно этим я и занята. Пытаюсь вспомнить наш четвертый курс.

Грег хмыкнул ей в макушку.

– И что вспоминается?

– Ты подрался с Ларри, когда он назвал меня книжной ведьмой, а потом навел на него иллюзию барана. Притащил огромную коробку эклеров, когда я завалила зачет у Ковальски. Целый месяц таскал меня в тир, пока не убедился, что как стрелок я безнадежна, - Хейзел хихикнула, вспомнив его «на единичные цели не разменивается».

– Никогда не понимал, почему ты терпела весь тот месяц. Тебе ведь не нравилось.

– ?не нравилось смотреть, как стреляешь ты, – почему-то сейчас, глядя не на Грега, а на смутное, едва заметное отражение в заледеневшем темном окне, признаться оказалось легко.
– Я и дальше бы ходила, но побоялась тебе надоедать,когда ты махнул рукой на эту затею.

– Надо же. А я бoялся – решишь, будто тычу тебя носом в твою неспособность чему-то научиться, и обидишься.

– У меня никогда не получалось по-настоящему на тебя обижаться. Будто не знаешь.

– Все когда-нибудь случается в первый раз. Зачем рисковать?

Хейзел глубоко вздохнула , подняла голову и немного повернулась, чтобы, оставаясь в объятиях Грега, видеть его лицо.

– Ты не шутил, да? Ты вправду… был влюбле? в меня?

– Почему «был»? – Сейчас он точно не шутил, Хейзел достатoчно его знала, все выражения лица, все интонации. Предельно серьезен.
– Это не проходит, знаешь.

«А я такая дура, что и не догадывалась», – хотела сказать Хейзел. Но тут скрипнула дверь, и в щели мелькнула хитрая мордашка Николетты. Торжествующий шепот разнесся, кажется, по всему дому: