— Спасибо, братан, что не сдал. За мной должок…

С тех пор много воды утекло. Многое изменилось и в судьбах армейских дружков. Каждый пошел своей дорогой. Но даже параллельные линии, как известно, где-нибудь да пересекаются…

Из Чечни Мармелад вернулся другим человеком. Он научился убивать. Там, на горных перевалах и в сумрачных долинах, старший сержант морской пехоты отточил свое мастерство. Убийство стало для него ремеслом, приносящим радость. Убивать Мармеладу действительно нравилось. Он пьянел от восторга, наблюдая, как вместе с кровью из чьего-то тела вытекает жизнь.

На самые рискованные операции старший сержант шел добровольно. Он не был героем и к чеченам особой ненависти не питал. Политика, стремление к независимости, религиозные проблемы не касались морского пехотинца. С таким же успехом он мог воевать против марсиан. Но когда в чеченском селении подписали мирный договор, старший сержант почувствовал себя обманутым.

Война закончилась.

Иннокентию Ротову, подумывавшему подписать контракт о продолжении службы, податься было некуда. На гражданке его никто не ждал, а однообразная мирная жизнь казалась убогим времяпрепровождением для слабаков.

Дембельнулся Мармелад, переслужив положенный срок. Не долго думая, отправился на родину. Родина встретила морпеха неприветливо. Никакие военные заслуги в расчет не принимались. Работу отставному сержанту предлагали низкооплачиваемую, а то и вовсе идиотскую — вроде дворника в ЖЭКе. Мармелад от унизительных предложений отказывался, пока не вспомнил о старинном друге отца..

Крепкий еще дед по прозвищу Кащей вел активную общественную работу. Якобы отошедший от дел, матерый уголовник был старостой церковной общины. На средства общины и самого Кащея реставрировался храм. Церковь иконы «Божьей матери, Утоли моя печали» уже сияла позолотой куполов, когда Мармелад навестил церковного старосту.

Встреча, круто изменившая жизнь отставного морпеха, состоялась в строительном вагончике Закончив распекать напившихся строителей, по чьей вине застыла машина бетона, Кащей вызвал водителя и отвез Мармелада в свой загородный дом.

Там, за столом с обильной выпивкой и богатой закуской, состоялся примечательный разговор. Старик, чьи лучшие годы прошли в «крытках» и на зонах возле Полярного круга, отличался завидным аппетитом. Поглощая деликатесы, он внимательно рассматривал гостя.

— Рубай, Кеша. Не стесняйся. И выпей со стариком беленькой. За папашку, царство ему небесное, накатим по стопарю, — разливая смородиновый «Абсолют», произнес церковный староста. — Что может быть лучше, чем похавать и бабу помацать… Прости, господи, за словоблудие, — Кащей размашисто перекрестился.

Дом был обставлен с претензией на царскую роскошь. Мебель сияла позолотой, а оклады икон — серебром и золотом. Перед ликами святых горели лампады. На столе стояла фарфоровая посуда девятнадцатого века. Жизнь рецидивист Кащей доживал достойно.

— Так с чем пожаловал? — отрывая хвост у свежесваренного на укропной воде рака, спросил он.

— Работу бы мне подыскать, — заискивающим тоном произнес Мармелад.

— Работа работе рознь. Сколько ни паши, пьяным не будешь. Можно быкам в деревне хвосты крутить, а можно настоящим делом заняться. Так, чтобы и нос был в шоколаде, и в кармане деньга шуршала, — поблескивая золотыми фиксами, загадочно сказал Кащей.

От четвертой рюмки Мармелад наотрез отказался. Ему предстояло сделать выбор. А выбирать бывший морпех предпочитал на трезвую голову. Пока Кащей крушил розовые панцири членистоногих, его собеседник цедил минералку.

Наконец, хитрый старик вскользь спросил:

— Ты где, сынок, служил?

— В Чечне альпинизмом занимался.

— По горам с мокрой задницей носился или за семью контрольно-пропускными пунктами генеральские тела охранял? — недоверчиво переспросил хозяин дома.

Вместо ответа Мармелад взял невесть как затесавшийся среди столового серебра самодельный нож с плексигласовой наборной ручкой. Проведя пальцем по лезвию, не целясь, метнул нож в дверной косяк. Лезвие вошло в дерево по самую рукоятку.

Старик даже не повернул голову. Докушав очередной рачий хвост, Кащей вытер руки салфеткой, налил в серебряную рюмку водки, выпил и, с наслаждением крякнув, отметил:

— Такими номерами, Иннокентий, в цирке удивить можно. Меня фокусами не проймешь. Не такое в жизни видывал. Но парень ты толковый. Справный фраерок. И папашу твоего я уважал. Так что, страдалец за Отчизну, работенку мы тебе подыщем, — неожиданно взгляд старика стал колючим. — Ты только просеки, родной, ко мне вход — рубль, а выход — два.

Угрозу Мармелад проигнорировал. Спокойно посмотрел на насупившегося деда, похожего на облезлого филина, и, сплевывая в ладонь косточки от маслин, спросил:

— Что за работа?

— По профилю, Кеша. По профилю… — пряча улыбку, ответил Кащей.

На прощание церковный староста снабдил гостя деньгами. Это были не мятые рубли из церковной копилки, а полновесные американские доллары, извлеченные из пачки, перехваченной лентой банковской упаковки.

Вручая подъемные, Кащей посоветовал: