— Тофик. Сегодня полный облом. Я в берлоге отлеживаюсь после вчерашнего. Коза попалась — сущий зверь. Заездила меня. Легче верблюдицу удовлетворить, чем ее. Она чуть мой балдометр вместе с бейцалами не проглотила. До сих пор ходули трясутся.

Собеседник киргиза резко оборвал разговор:

— Малахай, хорош грузить. Завязывай ты под бухалово марафетом баловаться. В нашем бизнесе это полное западло.

«Так. Сегодня не выгорело. Этот мудак целый день собирается на койке валяться», — подумал Мармелад, особо не анализируя услышанное.

Долго оставаться на крыше было опасно. Мало ли кто может подняться. Собираясь уходить, он заметил, что на крыше соседнего дома в утренних лучах солнца что-то блеснуло. Дом находился у него за спиной.

Спускаясь по лестнице, он все думал о солнечном зайчике на крыше соседнего дома. Повинуясь инстинкту самосохранения, Мармелад задержался между первым и вторым этажами.

Народ потихоньку начинал тянуться на работу. Услышав детский плач, Мармелад спустился ниже. Из квартиры на первом этаже мать тащила розовощекого бутуза лет четырех.

— Не хочу в садик. Отвези меня к бабушке в деревню, — голосил ребенок.

Раздраженная мамаша пыталась урезонить крикуна:

— Митенька. Скоро поедем, не плачь, мой маленький. Глазки покраснеют.

Мгновенно сориентировавшись, Мармелад подхватил ребенка на руки.

— Ну, что, допризывник, не хочется в садик идти? Мне тоже утром неохота вставать, — улыбаясь притихшему от неожиданности бутузу, сказал киллер.

Столь же ослепительную улыбку подарил он молодой мамаше. Не давая опомниться ни ребенку, ни женщине, Мармелад вышел на улицу. Он что-то говорил без остановки, острил и улыбался. Но при этом мальчишка и оставленная с нужной стороны мать, надежно прикрывали Мармелада.

Дойдя до угла дома, Мармелад опустил ребенка на землю и нырнул в ближайший подъезд. Он пробежал по лестнице, поддерживая сползавшую сумку. Миновав пятый этаж, проник на чердак и вылез на крышу. Двигался осторожно, приближаясь к месту, где видел отблеск. Добравшись, вновь спустился в чердачный проем.

На чердаке пахло голубиным пометом и сыростью. Мармелад присел, давая глазам привыкнуть к темноте. Сумку поставил у входа. Бесшумно ступая, продвинулся в глубь чердака.

Предчувствия не обманули киллера.

Возле вентиляционного проема, опустившись на колено, замер мужчина. В руках у него была снайперская винтовка с оптическим прицелом, известная у специалистов как «эсвэдэшка». Блик от линз и выдал снайпера.

Рука Мармелада скользнула в карман. Достав удавку, сделанную из стальной рояльной струны, киллер метнулся к снайперу. Тот не успел обернуться. Струна обвила ему горло, а сильные руки принялись закручивать смертельную петлю.

— На кого охотишься, сука? — прошипел Мармелад, упираясь коленом в спину снайперу.

Тот запрокинув голову, хрипел. Розовая пена хлопьями падала с синеющих губ.

— Пусти, — просипел снайпер.

Завернув потуже петлю, Мармелад задал наводящий вопрос:

— Кащей приказал концы обрубить?

Струна впилась в кожу снайперу. Из раны на горле засочилась кровь. Мужчина издал клокочущий звук.

— Да… Кащей. Ты стал слишком опасным. Старик приказал снять тебя на выходе, — мычал снайпер, хватая воздух ртом.

Немного ослабив петлю, Мармелад подарил мужчине еще несколько мгновений жизни. Снайпер, ощутив живительный приток кислорода в легкие, схватился за окровавленное горло.

Нависший над ним Мармелад ухмыльнулся:

— Снимают девочек на дискотеках.

— Пощади… — сипел снайпер.

— Пусть Кащей за тебя свечку в церкви поставит… Если успеет, — негромко произнес Мармелад.

Его руки резко провернули концы удавки. Струна почти перерезала глотку снайперу. Он запрокинул голову, а его ноги забарабанили по бетонной стене.

Когда глаза снайпера, так и не увидавшие цель, вылезли из орбит, Мармелад снял удавку. Пнув труп, отошел в сторону, помочился, и, подхватив сумку, направился к выходу с чердака…

Церковь быстро опустела. Утренняя служба закончилась. Через час для продолжения реставрационных работ в храм должна была прибыть бригада строителей.

Устроившись возле притвора, Кащей ждал телефонного звонка. Лики святых скорбно взирали на него с еще свежих настенных росписей и богато отделанного позолотой и резьбой иконостаса.

Утренняя дремота допекала. Прикрыв глаза, Кащей привалился спиной к холодной стене. Неожиданно чья-то тяжелая рука опустилась ему на плечо.

— Пойдем на воздух, — раздался вкрадчивый голос.