— Да как так… — неверяще прошептала я, снова почувствовав дурноту.

На снимках была я. И дело было даже не в бинте на руке. Маникюр, педикюр, цепочка с кулоном, которую я никогда не снимала, даже на ночь. Родинка на попе и даже маленький шрам на левой груди я смогла разглядеть, чувствуя, как мне не хватает воздуха.

Тут было два варианта. Либо я сошла с ума и не помню, как изменила Леше. Либо…

— Либо старый козел установил здесь камеры, — зло прошептала я и поднялась на ноги.

По пути в спальню я собрала все фотографии. Сначала я подумала, что Стужев просто сделал фотографию комнаты, например, в тот свой визит сюда, а затем нанял кого-то, наштамповав на них эту гадость.

Но на фото действительно я.

— И куда ты ее запрятал? — осмотрев ракурс, откуда были сделаны снимки, я уверенно подошла к шкафу, осматривая полки.

Когда знаешь, что искать и примерно где, то поиски не занимают много времени. Спустя минут пять я достала крохотную камеру и выдернув ее, оборвав провод, бросила на пол и раздавила ножкой стоявшего рядом стула.

Стало ли мне легче? Нет.

Я не знала, как доказать Леше, что это все ложь.

По распечатанным фотографиям определить подделка ли это — практически невозможно. Да и станет ли Леша меня слушать? Он же не идиот. Не мог не заметить шрам и родинку. Это если не брать в расчет цепочку и бинт.

— Что же делать? — спросила я у пустой комнаты.

Ответ пришел сам собой — ждать Лешу. Доказательств у меня нет. Аргументов в собственную защиту тоже. Но они мне и не нужны. Стоит Стужеву узнать, кто я, как он сам признается… должен признаться.

И все же… какая-то часть меня жаждала, чтобы Леша просто поверил мне.

Ни фотографиям, пусть и очень качественным.

Ни словам своего отца и его детектива.

Ни записям с камер.

А просто мне. Просто на слово.

«А сама бы ты ему поверила?» — противно попискивал внутренний голос. И ответа на этот вопрос у меня не было.

Я подошла к кровати, взяв в руки Лешину футболку. Прижала ее к груди и свернулась калачиком на постели. По щекам снова покатились слезы. Без всхлипов и без желания их стирать. Я просто уткнулась носом в футболку, вдыхая родной запах и пыталась понять, было ли все иначе, расскажи я Леше правду раньше?

Например, сразу. Еще в тот день, когда он прогнал тех мужиков, что с легкой руки Бориса Геннадиевича превратились в моих подельников.

Или в тот день, когда Стужев-старший ворвался сюда. Леша так искренне переживал за мою реакцию на тему его невесты… что мне стоило тогда не убегать, а признаться? Три слова всего.

Или еще вариант. Когда Борис Геннадиевич угрожал мне и предлагал денег. Что мне стоило позвонить отцу? И все. Всего этого не было бы.

Но я ничего не сделала.

И сейчас продолжая прогонять в мыслях вариант того, как оно могло быть, я просто лежала и ждала.

Хотелось верить, что, успокоившись, Леша выслушает меня. Поверит…

Но…

Время шло, а домой он не торопился. Периодически я проваливалась в странное подобие полудремы, с ужасом распахивая глаза и боясь, что пропустила его возвращение. Успокаивало одно. Не думаю, что Леша спокойно бы воспринял мою спящую тушку. Разбудил бы.

Наблюдая, как светлеет на улице, я поняла, что Леша не придет. Мне было страшно строить предположения, где он мог остаться ночевать.

Поэтому, выбрав самое логичное, я с трудом добралась до телефона и вызвала такси. Благо адрес особняка Стужева-старшего я знала.

Удивительно, но охрана меня пропустила сразу, как только я подошла к воротам. Ждали? Возможно. Логично же, что я начну искать Лешу, ведь сам он домой не вернулся. И, кажется, зря я приехала. Раз так легко попала в дом, значит его здесь нет.

— Ужасно выглядишь, Александра, — Стужев встретил меня сидя за столом.

— Вашими молитвами, — огрызнулась я, с какой-то апатией вспомнив, что даже волосы после сна не расчесала, просто разгладив их руками. Но какая разница? Меня заботил только один вопрос, и я поспешила его озвучить. — Где Леша?

— В Оттаве. Но сомневаюсь, что такая, как ты, найдет этот город даже на карте, — с улыбкой ответил Борис Геннадиевич, пододвигая ближе к себе графин и наливая стопку. — Видишь ли, мне здоровье не позволяет сейчас лететь и заниматься заграничными филиалами. Зато есть сын, которого здесь больше ничего не держит. Даже девушка, и та, — он рассмеялся, и отсалютовал мне, намереваясь выпить, — оказалась дешевой дрянью. Твое здоровье.