«Хорошо, но я не собираюсь сидеть рядом с потерявшим разум стариком, — мне действительно не хотелось сидеть возле кровати тела, превратившегося в овощ из-за одного только обещания. — Поэтому есть предложение сделать так, чтобы он до самого последнего вздоха был в полном порядке. А потом он просто ляжет спать, и всё».

«Слушай, — ответил мне Игорь. — Я такие вещи решать не могу. Спроси у него сам».

— Дед, — проговорил я, привлекая его внимание. Кстати, он уже проваливался в сон, из которого рисковал никогда не выбраться. — А ты хочешь до последнего своего вздоха, даже если он произойдёт сегодня, быть в ясном сознании?

— Конечно! — ответил тот, слабо улыбаясь. — Это было бы самое большое чудо, о котором я даже не смел мечтать.

Я глянул на шкалу благодати и с грустью обнаружил пять процентов. Этого мне, конечно, хватит, чтобы укрепить сознание старика. Но вот самому почти не останется. Ладно, будем надеяться на графиню и родственниц.

«Только, Игорь, — сказал я настолько серьёзно, насколько вообще мог. — Твоим сестре и тётке придётся меня подпитывать почти без передышки, чтобы всё это не пропало втуне. Так что не ругайся на меня».

Но он всё понимал.

Я взял деда за руку, и взгляд Озерова, который успел уже помутнеть, вдруг прояснился, а в глубине глаз появились задорные искорки.

А вот благодати осталось всего два процента. Но ничего. Надо просто набрать больше последователей.

* * *

— А не позволишь ли мне ещё немного понаглеть? — спросил дед Озеров, буквально садясь на кровати и с удовольствием разминая затёкшие от долгого лежания конечности.

«Если он попросит отвезти его на Средиземное море, — проговорил я Туманову, — буду не против. Тем более, арендованная яхта там уже есть».

Но деду не нужны были яхта и море, хотя он и был магом воды.

— Хочу перед смертью побывать на нашем озере, что возле дома, — сказал он и посмотрел на меня с вопросом. — Понимаю, едва состояние улучшилось, так сразу появилась масса желаний.

— Это же прекрасно, — ответил я. — Желать чего-то это очень хорошо. А уж таких вещей, которые подпитывают собственную сущность, и вообще — замечательно. Один вопрос: как мы туда попадём?

Я, конечно, мог донести старика на руках, но это было бы смешно.

— Вот за той занавеской стоит моё электро-магическое инвалидное кресло последней модели. Я пользовался им, пока совсем не слёг, — он указал на отгораживающую пространство штору, за которой действительно обнаружилось искомое.

— Ксения Альбертовна нас не прибьёт? — в шутку поинтересовался я, усаживая Озерова на кресло, которое тут же подстроилось под него. — За ночные-то прогулки?

— Нет, ты что?! — весело заявил дед, размахивая руками, отчаянно ими жестикулируя. — Она только рада будет.

Но по пути мы её даже не встретили. Старик Озеров на кресле спокойно выкатил в ночь, под тёмный бархат небес, на которых огромным фонарём сияла луна.

В центре озера стояла деревянная веранда для отдыха хозяев усадьбы. К ней вела вымощенная камнем насыпная дорожка. Луна и некоторые крупные звёзды отражались в спокойной воде.

— В той беседке, — проговорил дед, практически не управляя креслом, — прошло моё детство и юность. Теперь хочется, чтобы и свои последние минуты я встретил тут. Это место силы. И для тебя тоже. Помнишь, как мы тренировались тут? Чтобы Туманов перестал к тебе придираться?

Игорь помнил хорошо, я чувствовал это по тем эмоциям, которые он испытывал при взгляде на беседку и дорожку к ней.

Запах возле воды оказался достаточно своеобразный. Тут не пахло тиной или лягушками, как в том месте, куда завёз меня риэлтор. Скорее, свежестью, песком и даже каким-то раздольем. И, вместе с тем, было как-то умиротворяюще и душевно.

— А почему ты не взял опекунство над Светкой? — спросил я, когда мы обосновались в беседке, и любовались ночными пейзажами вокруг. — Мог бы, правда?

— Я думал об этом, — тяжело вздохнул Озеров. — Вот только в этом вопросе всё было против нас. Два события практически совпали по времени. Первое: я понял, что Туманов летит в пропасть со своими пристрастиями, и он не остановится ни перед чем. Даже перед тем, чтобы насильно выдать дочь замуж, лишь бы получить прибыль. И второе: мой разум стал подводить меня. Очередное медицинское освидетельствование признало мою недееспособность. А это несёт определённые ограничения. То же опекунство оказалось для меня в запретной зоне. Но я продолжал заботиться, как мог, — он замолчал.