Лишь одному человеку все было ясно, и этим человеком был Ойдекопп.

С первого же раза, как только они встретились, Ойдекопп спросил без обиняков:

– Из ваших знакомых многих забрали?

Элиас несколько оторопело посмотрел на этого рослого пожилого человека с резкими чертами лица, который как бы ощупывал его взглядом сверху донизу, и уклончиво ответил:

– Слухи об отдельных случаях ходили. Ойдекопп улыбнулся:

– Надо думать, не такими уж отдельными были эти случаи.

Элиас ничего на то не ответил, Ойдекопп продолжал:

– Они хотят лишить Эстонию лучших людей, Элиас по-прежнему молчал. Не проронил ни слова и мяэкоплинский Юло.

Ойдекопп рассуждал дальше:

– Сперва хватали одиночек, а теперь провели неводом по всей стране.

Тут Хелене сказала, что небось высылали все же тех, кого сочли враждебными, Ойдекопп рассмеялся:

– Это говорят они...

Элиас пристально следил за Ойдекоппом. Тот спросил у Роланда: - Как у тебя отношения с исполкомом? Элиас заметил, что при этих словах Хелене пристально посмотрела на мужа.

– Да поначалу вроде бы ничего. Врагов у меня, кажется, нет, бог миловал.

– В наше время никто не знает, что его ждет. Ни ты, ни Юло, - возразил Ойдекопп.
– Никто на. свете.

– За Роландом нет никакой вины, чтобы его могли выслать, - сказала Хелене.

– Хватит и той, что он эстонец, - не дал себя сбить Ойдекопп.

Эти речи вызывали у Элиаса противоречивые чувства. Неделю назад он ввязался бы в спор с этим крупным спокойным человеком, по-видимому непоколебимым в своих убеждениях. Но сегодня он сдержал себя. Он, правда, думал, что стал жертвой недоразумения, так как не знал за собой никакой вины. Однако теперь он склонялся к тому, что Ойдекопп, рассуждающий с безапелляционностью человека, абсолютно убежденного в своей правоте, смотрит в корень.

Оставшись с глазу на глаз с Хелене, Элиас спросил, кто такой Ойдекопп.

– Он пришел к нам в первый раз, - ответила Хелене.
– Роланд уверяет, будто хороший и честный человек. Очень прямой. Живет в Тарту, служит в банке.
– Сестра как бы взвесила что-то про себя и закончила: - Да что я хитрю с тобой? Ойдекопп так же, как и ты, прячется здесь. Уже три недели.

Эндель Элиас сразу же признался сестре и зятю, что его хотели забрать и выслать из Эстонии. Умалчивать об этом было бы, думал он, неверно. Он даже предостерег Роланда Поомпуу, что если тот будет прятать преследуемого, то у него могут быть неприятности.

– Что же мне прикажешь делать?
– спросил Роланд и поглядел Элиасу прямо в глаза. Будучи на несколько лет старше Элиаса, он отличался удивительной подвижностью. Взгляд его все время перебегал с одного собеседника на друюго. Он произвел на Элиаса впечатление очень деловитого и смышленого человека, умеющего приспосабливаться к обстоятельствам.
– Не прикажешь ли мне прогнать тебя, своего шурина? Захлопнуть перед твоим носом дверь? Хорош бы я был! Нет, Эндель, из-за меня и моей семьи можешь не беспокоиться.

Элиас еще раз посмотрел ему в глаза. Взгляд зятя, его голос, все его существо убеждали Элиаса в том, что ему в самом деле хотят помочь, а не заговаривают попросту зубы. И он ощутил благодарность к сестре и к ее мужу, заведующему местным кооперативом.

– Честно тебе признаюсь, - продолжал Поомпуу, - не хочется мне портить отношения с местными властями. Покамест я неплохо с ними ладил, не собираюсь ссориться и впредь. Я не очень-то верю, что тебя здесь обнаружат, но, случись такое, я ведать ни о чем не ведаю. Ты для меня просто шурин, приехавший к сестре отдохнуть.

Да, зять оказался куда более надежным человеком, чем казалось Элиасу. Они и раньше находили общий язык, но у Элиаса создалось все же впечатление, что Роланд, при всей его любезности, довольно равнодушен к людям. Но в конце концов, не так уж хорошо он знал зятя. Встречались-то очи раза три-четыре, так быстро в человеке не разберешься. Разве что в наивном существе или в простофиле, но Роланда, с его умением мгновенно ко всему подладиться, не отнесешь к их числу.

Хелене вышла замуж за Роланда четыре года назад. Кончив коммерческую гимназию, Хелене с год бегала по таллинским конторам и торговым домам, а потом устроилась практиканткой здесь, в Вали, в магазине потребительского общества. И то слава богу. Полгода прослужила ученицей, пока не перевели в продавцы.Заведую-щий лавкой, купивший себе двумя годами раньше хутор, и стал ее мужем. Приобретя хутор, Роланд не отказался от заведования кооперативом. Засевали его поля и собирали урожай нанятые для этого люди. Хелене же превратилась в хуторянку - нельзя ведь бросать хозяйство только на чужих, как уверял Роланд.

– И у меня своя забота, - жаловался он Элиасу.
– Прямо крест. После покупки я этому хутору как ребенок радовался. Родители на помещика работали, вот я и мечтал всю жизнь о своей земле. Не об арендованном клочке, нет, о настоящем хуторе с двумя-тремя лошадьми, с десятком коров, с хлебами по грудь. Нас, братьев и сестер, было шестеро, и все рассеялись по республике: кто очутился в городе, кто на сланцах, кто в поселке, - словом, каждый норовил удрать из деревни. Я бы тоже сумел устроиться, если не в Таллине, так хотя бы в Пярну или в Мыйзакюле. Но булыжные мостовые и фабричный дым не прельщают меня. Десять лет я экономил на всем, как последний сквалыга, копил, откладывал, пока наконец не сумел приобрести участок в тридцать два гектара. Купил его. Сам видишь, недвижимость приличная, камень с полей убран, всюду осушительные канавы, сено на славу. Тут бы вроде и радоваться, так нет: забот только прибавилось. Батраков больше нанимать нельзя, а сам я много ли могу успеть в утренние часы. Хелене к полевым работам и к скоту непривычная. Да и не для того я женился на твоей сестре, чтобы в батрачку ее превращать. Я хоть и по медвежьим углам жил, однако тоже кое-что слыхал про грустную судьбу Крыыт1. Такая уж, видно, человеческая судьба - всю жизнь с бедой маяться.