Когда последовали команды "встать" и "пли", он остался лежать. Звук был совершенно оглушительный. С той стороны тоже последовал залп. На Мишу с тонким криком тяжело и бессильно рухнуло человеческое тело. Он брезгливо выполз из-под него и принялся молиться, принялся просить:

– Господи, господи, господи...

Стоны слышались со всех сторон. Волков велел снова приготовиться. По его команде раздалось только два выстрела.

– Бойцы!
– воскликнул капитан.
– Что случилось? Вы убиты?

В другом невидимом конце штрека отчетливо послышалось:

– Героический отряд! В атаку вперед! В штыки зотовских агрессоров! За родину, за Дудко! Ура!

Зотовским агрессорам уже не надо было ничего командовать. Миша всегда удивлялся, видя в фильмах о природе, как огромные стаи океанских рыб дружно и быстро все вместе меняют направление движения. Инстинкт. Сейчас у всего, что осталось от экипажа, инстинкт сработал так же, и ничего удивительного в этом не было. Все поднялись и побежали назад, спотыкаясь в темноте, натыкаясь друг на друга и на трупы, попадая штыками в товарищей.

За поворотом уже виднелся освещенный штрек и бежать стало легче. Впереди тряслись военные силуэты, сзади слышался топот, а совсем далеко металось по узким кишкам земли, усиливалось и приближалось страшное дудковское "ура".

Когда все вырвались на свет, оказалось, что забег возглавляет капитан Волков. Он был без фуражки, по виску его текла кровь, а глаза выражали безумие. Он на секунду растерялся, выбирая направление - направо или налево и рванул налево, в сторону казармы.

Дудковцы же добрались до поворота, и контуры последних удирающих стали им очень хорошо видны. Раздались выстрелы. Пуля ударила в спину солдатику, бежавшему рядом с Мишей, и тот беззвучно распластался на полу носом вперед. Шмидт прибавил ходу. Савельев был жив и опережал его.

– Ни шагу назад, бесстрашные бойцы! Впереди стояли двое часовых, направив в отступающих стволы ППШ. Один из них выпустил короткую очередь. Перед ногами Волкова пробежали фонтанчики пыли. Он нелепо затормозил, отклячив задницу и растопырив руки, растерянно бормоча:

– Ни шагу... ни шагу...

На него кто-то наткнулся, оба упали. Об них стали спотыкаться. А сзади в штрек уже высыпали дудковцы. Миша оглянулся. Враги были не монстрами, а такими же малоупитанными людьми в синей с белым форме, с такими же винтовками.

Несколько дудковцев опустились на одно колено, вскинули оружие.

– Ни шагу назад!
– заорали зотовские автоматчики.
– В атаку на врага!

Раздались две очереди. Один солдат упал, схватившись за ногу, но тут же попытался подняться, другой выгнул простреленную грудь колесом и рухнул в послeдних корчах.

Тиски! Заградотряд!

– - В своих, суки?!
– услышал Миша собственный крик, поднял винтовку и сделал, не целясь, второй выстрел в сегодняшнем бою.

На переносице автоматчика вспыхнул огромный красный прыщ, он изогнулся, выпустив последнюю очередь в потолок и скрючился неподвижно у ног товарища. Второй автоматчик в недоумении посмотрел на упавшего и тут же был пригвожден остервеневшим впередсмотрящим Чугунко посредством штыка к стене.

Они бежали по мрачным коридорам до самой казармы, хотя их больше не преследовали. Дудковцев где-то остановили, или те остановились сами.

Савельев и Шмидт забрались на свои места на нарах. Миша зарылся в одеяльное тряпье с головой, тяжело, хрипло дыша и судорожно сжимая винтовку. Вот так по-детски, с головой под одеялом, - и все страхи уходят. Разумом он бы понял, что это глупо и странно, но разума не было, остался где-то там...

Непонятно, как он даже заснул, и его разбудила только команда строиться. С лицами в пороховой копоти, грязный и помятый, выстроился уцелевший экипаж.

Буревестник Чайковский вместе с незнакомым офицером принялись считать непострадавших. Оказалось семнадцать человек. Выходит, в первом бою за безымянную высоту, за безымянный, совершенно пустой коридор, экипаж уменьшился наполовину.

Затем отобрали оружие. У Михаила пальцы словно приплавились к винтовке, и Чайковскому пришлось приложить усилия, чтобы вырвать ее у Шмидта из рук.

Индивидуальное стрелковое оружие образца 1891 года при всей своей древности было удобным, приятно, черт побери, облегающим контуры плеча, руки, щеки, как подушка с матрасом. После школьных занятий начальной военной подготовкой Мише иногда снилось, что он держит сам ложащийся в ладонь пистолет, идет навстречу какой-то опасности и хорошо себя чувствует. Или целится из винтовки. Но главное не цель, а само прицеливание, облагороженное приличным поводом объятие с оружием. Как бывает приятнее ожидание оргазма, а не сами секунды завершения.