— Хэнк, — положив руку на руку, я не даю ему сесть в машину. — О чем она говорит? Дублин будет жить с тобой, не так ли?

Оливия легонько пихает меня бедром, помогая Хэнку устроиться на заднем сидении. Он тихо благодарит ее, и она чмокает его в щеку, прежде чем попросить меня сесть. Я не хочу, но иду, потому что Оливия берет меня за руку и ведет к водительскому месту.

— Что происходит? — спрашиваю я, на этот раз немного более мягко.

— Ну… — Хэнк разминает руки, когда Дублин треплет его по щеке. — Собакам разрешено приходить в гости.

— Но…

— Но им не разрешается оставаться.

— Что? — я снова кричу. Я кручусь на своем сиденье, и рука Оливии находит мое бедро. — Почему, черт возьми, нет? Ты слепой! Он тебе нужен! Они не могут этого сделать!

— Домашние животные, постоянно проживающие в доме престарелых, не обязательны, — объясняет Оливия.

— Ты знала об этом?

— Твоя мама предупредила меня. Мы собирались поговорить с тобой об этом сегодня вечером, — в ее лице сожаление, что не сказала мне об этом сразу. — Доплата за домашних животных стоит астрономических денег, и есть люди, которым не нравится…

— Кому бы не понравилось эта мордочка? — я все еще кричу. И машу руками. Дублин мотает головой из стороны в сторону, словно не может поверить, что он кому-то не нравится. Я вдыхаю, чтобы успокоиться. Не уверен, что это работает, но, по крайней мере, я больше не кричу. — Хэнк, тебе не обязательно жить здесь. Мы найдем другое место.

— Картер, так повсюду. Твоя мама узнавала. И кроме того, — он нащупывает голову Дублина, почесывая ее, — за последние пару недель Дубсу понравилось, что у него много места и есть задний двор. — Дублин кладет голову на колени Хэнка, и на лице Хэнка появляется грустная улыбка. — Если быть честным, у меня будет много помощников. Я больше не могу заботиться о нем сам, не так, как он того заслуживает.

— Но где он будет жить? — у меня болит грудь. Я ненавижу это.

Хэнк прочищает горло.

— Ты знаешь, я ненавижу просить тебя о чем-то, а ты и так много для меня делаешь. Но Дублин, он много значит для меня. И Оливия переезжает к тебе, и, ну…

Мой взгляд переходит на мою девушку. У нее такой грустный щенячий взгляд, чертовски похожий на тот, что был у Дублина — она очень сильно хочет, чтобы я согласился.

— Ты хочешь, чтобы мы взяли Дублина?

— Если это не будет слишком сложно, — уточняет Хэнк. — А если так, то это не проблема. Твоя мама сказала, что будет рада ему. Я подумал, что ты всегда хотел собаку, и ты, кажется, сильно его любишь.

— Да, — шепчу я. — Я действительно люблю его, — я смотрю на Оливию. Это будет ее дом, в равной степени, как и мой, и это наша жизнь. Это не то решение, которое я могу принять один.

Она поднимает одно плечо, сдерживая улыбку.

— У нас достаточно большая кровать для собачки или двух.

— Знаешь, — усмехается Хэнк, взъерошивая шерсть Дублина. — Он хоть и собака-повадырь, но он чертовски хороший друг.

Потянувшись на заднее сиденье, я сжимаю руку Хэнка.

— Дублин всегда будет с нами как дома.

— Выглядит так по-домашнему, — руки Хэнка лежат на бедрах, он делает вид, что осматривает свою новую комнату.

Эмметт хихикает, хлопая его по плечу.

— Ты просто лучший, Хэнк, я хочу, чтобы ты это знал.

Адам отходит от телевизора, который он только что поставил на комод, когда Гарретт движется вокруг него, держа в руках кресло Хэнка.

— Будешь слушать игру завтра вечером?

— Ты шутишь? — он опускается в кресло, когда Гаррет подводит его к нему. — Шестая игра, ни за что не пропущу! Я не выключаю телевизор даже когда вы проигрываете, — его палец обводит комнату. — Но вам всем лучше выиграть и сравнять счет в этой серии. Привезите седьмую игру домой и выиграйте ее на родине.

— Так мы и планируем. Ты будешь сидеть за скамейкой запасных вместе с Олли, мамой и сестрой.

Его глаза загораются.

— А Кара? Я люблю эту вздорную женщину.

— Моя вздорная женщина там тоже будет, — Эммет вздыхает. — Возможно, она будет самой громкой на всей этой чертовой арене.

Когда парни уходят, Хэнк, Дублин и я отдыхаем на балконе. В Ванкувере прекрасный день, голубое небо и светит солнце, и он становится в тысячу раз прекраснее, когда в дверь входит Оливия с огромной улыбкой, которая освещает все мои внутренности.

— Я принесла обед, — восклицает она, распаковывая большой греческий салат и несколько пит. Она роется в своей сумке и достает три бутылки. — И чай со льдом!

— Обожаю, — говорит Хэнк, обхватывая рукой бутылку.

— Отвали, — говорю я ему. — Я знаю, что ты говоришь о моей девушке, а не о холодном чае.

Он хмыкает в бутылку, пока Оливия разворачивает питу и кладет ее перед ним.

— Черт.

— Ты ангел, — я прижимаюсь губами к ее губам. — Сколько у тебя времени?

— Только двадцать минут, если я хочу успеть вернуться к следующему уроку.