— Контроль? Ты? Мужчина? — он шлепает ладонью по столу. — Черт, я никогда не слышал ничего смешнее. Картер, позволь мне сказать тебе кое-что, сынок, — опираясь на локоть, он протягивает руку и указывает на меня. — В отношениях единственный человек, который всегда контролирует ситуацию — это женщина. Она всегда — всегда, всегда, всегда — имеет власть. Она владеет тобой и этими штучками между ног, — он обхватывает обеими руками воображаемые яйца, я полагаю. Откинувшись на спинку дивана, он вздыхает. — Чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

— Я так не думаю. Я сделал довольно хороший…

— Нет, не сделал. Ты поцеловал ее, хотя не хотел этого. Почему? Потому что у нее есть власть. Потому что ты взглянул на это красивое лицо и рухнул к ее ногам. И так будет всегда, потому что ты будешь ставить ее выше всех и всего остального.

Ну, это немного пугает. Хоккей — мой номер один. Или, наверное, моя семья, а хоккей — на очень близком втором месте. Но может ли Оливия быть такой же важной? Может ли она обогнать хоккей?

Это глупый вопрос. Она уже обогнала. Это видно по тому, как ее исчезновение из моей жизни, испортило мою игру. И это страшно, потому что в тот момент мы даже не были вместе. Не было нас, только вопиющее отсутствие нас.

— Когда я смогу встретиться с этой особенной леди?

— Если я хочу, чтобы она осталась со мной? — я мажу ржаной тост желтком и отправляю его в рот. — Никогда.

Он смеется, бросая в меня свернутую салфетку.

— Сукин ты сын.

Мы с Хэнком отправляемся на прогулку, прежде чем я отвезу его домой, где я помогу ему устроиться в его раскладном кресле. Дублин прижимается к хозяину, пока я настраиваю Хэнку аудиокниги. Он любит слушать эротические романы. Он говорит, что это его единственное оставшееся развлечение.

— Повеселись на свидании, Картер. Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.

Я смотрю вниз, на обложку книги, открытой на планшете, который я два года назад подарил ему на день рождения. «На пятьдесят оттенков темнее».

— Не думаю, что стоит об этом беспокоиться.

Он ищет мою руку, и когда я беру ее, он сжимает ее.

— Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, пошлый старикашка.

Я не волнуюсь, я контролирую ситуацию. В этом вся разница.

Если бы я волновался, приехал бы я на двадцать минут раньше и остался бы в машине? Возможно.

Если бы я волновался, я бы просто смотрел на дом Оливии? Тоже возможно.

Не то чтобы я не знаю, как ходить на свидания. Не то чтобы я испытываю к ней настоящие чувства, которые пугают меня до смерти. Если бы я был встревожен, я бы… Ладно, я чертовски встревожен. Я понимаю. Но в этом нет ничего страшного. Каждый чувствует себя так перед первым свиданием, верно? Неважно, шестнадцать тебе или почти двадцать восемь.

Верно? Верно.

Изнутри маленького домика раздается испуганный всрик, когда я наконец звоню в дверь.

— Черт. Блять. Он рано. Я не готова.

Я смотрю на часы. Я опоздал на одну минуту и тридцать две секунды. И, как я уже говорил, на самом деле я уже двадцать минут сижу в машине. Я три раза выходил из машины, поднимался по ступенькам, а потом разворачивался и мчался обратно к машине.

Но это не потому, что я волнуюсь.

Оливия все еще не ответила, но она явно знает, что я здесь, поэтому я снова позвонил в звонок, три раза подряд, смеясь над проклятиями, вылетающим из ее рта, когда ее шаги подходят ближе.

Дверь распахивается, являя Оливию во всей красе.

В пижаме.

На ней безразмерная футболка Университета Британской Колумбии с дыркой на боку талии и пара полосатых леггинсов из комплекта термобелья, которые настолько ей велики, что полностью закрывают ее ступни, за исключением крошечных розовых пальчиков. В ее защиту скажу, что, когда я звонил сегодня утром, я сказал ей, чтобы она оделась в то, в чем ей будет комфортно.

— Это немного более комфортно, чем я предполагал, но тоже сойдет, — я слегка стряхнул снег со своей куртки и шагнул внутрь. — Тебе идет вся эта атмосфера «я только что проснулась», — ухмыляясь и подмигивая, я наклоняюсь ближе. — Мне даже хочется отнести тебя обратно в постель.

Я никогда не знаю, чего мне ожидать от Оливии, и думаю, что это одна из тех вещей, которые мне в ней нравятся. Иногда она легко отвечает на мои дерзкие вопросы, а иногда, как сейчас, она просто смотрит на меня, а ее лицо заливает краской.

И она все еще молчит.

Я думал, я нервничаю? Пф-ф-ф. Я еще ничего по сравнению с Оливией.

— Боже мой, — шепчет она. — Я еще не сказала ни слова, да?

— Ты просто пялишься на меня, — подтверждаю я.

Она прячет лицо в ладонях.