Шрифт:
Мексиканский ресторан находится на окраине Конкорда, и мы сидим в дальнем углу, на мягкой красной скамейке, едим, смеемся и игриво подкалываем друг друга.
Тай прилипает к воде, салату и жевательной резинке.
— Не волнуйся, — смеется он, когда я виновато расталкиваю вегетарианский буррито по тарелке. — У нас с тобой свидание с обжорством в мексиканском гриле «все, что ты можешь съесть» сразу после боя.
Мы говорим о бабушке Марти и истории ее жизни, держимся за руки, сплетничаем о разных персонажах, приходящих в спортзал XWL, и признаемся, о чем мечтаем.
— Скажем, я ухожу на пенсию, когда мне около тридцати восьми. Здесь я настроен оптимистично, потому что обычно накопленные травмы означают, что тебе повезло дожить до тридцати пяти. — Он потирает затылок. Мои глаза трепещут, когда я вспоминаю, что именно там я обняла его всего час назад, когда мы целовались. — Я надеюсь, что смогу накопить достаточно денег, чтобы открыть собственный спортзал. Но меня больше интересуют дети.
Я удивленно поднимаю бровь.
Тай смеется.
— То есть в обучении детей. Я не знаю, это кажется более полезным. Многие придурки хотят научиться драться по совершенно неправильным причинам.
— Как будто есть веская причина, — ворчу я, но бросаю тему, когда замечаю, что выражение его лица все еще теплое и открытое.
— О чем ты мечтаешь, Барби?
— Самая большое желание — чтобы ты перестал меня так называть. — Я прикусила внутреннюю щеку, думая об этом. Он заслуживает моей честности, но я не уверена, что он в любом случае поймет это. — Я не знаю, что я хочу делать, — признаюсь я. — Я хочу путешествовать по миру, хочу научиться говорить по-французски... я хочу быть счастливой.
Боже, это звучит так глупо. Я закрываю лицо, глядя сквозь пальцы, наблюдая за его реакцией. Какой неудачник понятия не имеет, что он хочет делать со своей жизнью в двадцать три года?
Moi (пер.фр. я), вот кто. Ну, по крайней мере, на одно слово меньше по-французски.
Тай нежно убирает мою руку с моего лица, обхватывая ее своей.
— Это глубокое дерьмо, — говорит он, и я снова позволяю себе дышать.
Это...?
— Правда?
— Да, как та цитата Джона Леннона. Когда его школьная учительница однажды спросила его, кем он хочет стать, когда вырастет, и он сказал, что счастливым, а она сказала, что он не понял вопроса, и он ответил, что она не понимает жизнь. — Он сделал паузу, нахмурившись. — Думаю, я запутался с этой цитатой. Давай поищем в интернете.
Когда он ловит свой телефон, наступает моя очередь тянуться к нему и держать его руку в своей.
— Нет, ты не запутался. Я поняла это, и это прекрасно. Спасибо.
***
Тай настаивает на том, чтобы заплатить за ужин, и после долгого спора перед съежившейся официанткой, которая бессовестно его проверяла, я наконец соглашаюсь. Мы выходим из ресторана, переплетя пальцы, и идем к ближайшей закусочной, где я съедаю кусочек шоколадного торта размером с взрослого тюленя, а он хихикает в сжатый кулак над тем, какая я милая.
Странно, что Тай показывает мне его с другой стороны, со стороны милого, целующегося под трибунами парня, который приносит твоей маме цветы на день рождения и помнит такие вещи, как имя твоего первого питомца и когда у тебя начались месячные. Я никогда не видела его таким спокойным. Обычно он любой ценой избегает показывать эти милые ямочки. Сегодня он сверкает ими, как Майли Сайрус на нудистском пляже.
Когда свидание закончилось, мы откатываемся на оживленную улицу, и он обнимает меня сзади. Он полностью обнимает меня, поднимает пальцем мой подбородок и смыкает свои губы на моих. Каждый раз, когда мы целуемся, по моему позвоночнику проходит волна тепла. Когда он отрывается, он нежно гладит меня по лицу.
— Итак, мисс Стерн, где нам провести это интервью?
— У тебя дома. Это пролило бы много света на то, как ты живешь, — отвечаю я.
Он открывает свою машину.
— Одно честное интервью и часть первого поцелуя на базе.
***
Тай живет в захудалом районе Конкорда. У него есть сетчатый забор, и он усеян девчачьими сувенирами, плотно спрятанными в его отверстиях. На заборе стринги и плавки, любовные письма и телефонные номера, все разных цветов и размеров. Я провожу пальцами по звеньям забора, пока мы идем к запертым воротам, инстинктивно достаю одну пару трусов и осматриваю ее, только чтобы обнаружить, что она была использована и пахнет женщиной, которая ее носила.
Христос на крекере. Кажется, я просто полностью потеряла веру в человечество.
Его почтовый ящик забит письмами фанатов, а над его одноэтажным домом с красной крышей развевается огромный американский флаг. На его деревянном крыльце припаркован винтажный, сделанный на заказ Harley-Davidson, а на кожаном сиденье покоится черный кружевной бюстгальтер. Изображение Тая, трахающего девушку на своем Харлее посреди открытого двора, заставляет мои пальцы дрожать от ярости. Я чувствую себя разбитой, больной и расстроенной.