Я снова вздыхаю, понимая, что этот спор мне не выиграть.

— Хорошо, я скажу ей, что не буду ее бить. Счастлива?

Низа бросает на меня взгляд, полный предупреждения.

— Evet . А теперь поторопись и уходи, чтобы я могла приготовить завтрак, прежде чем ты начнешь жаловаться на голод.

Боже, помоги мне.

Издав смешок, я целую Низу в лоб, затем бормочу:

— Ты сводишь меня с ума.

Когда я выхожу из кухни, Низа кричит мне вслед:

— Я добавлю к твоим яйцам побольше пастрами 10 .

Чтобы сохранить мир в доме, я иду в комнату Лары и стучу один раз, прежде чем открыть дверь. Как и раньше, Лара сидит за столом. С широко раскрытыми глазами и видимым страхом, сковывающим черты ее лица, она вскакивает, складывая руки перед собой.

Я захожу внутрь и оглядываю опрятную комнату, вокруг нет ни единой разбросанной вещи, говорящей о том, что здесь теперь живет женщина.

Мой взгляд останавливается на Ларе, на которой надето другое платье. Оно ей не идет. Ей всего двадцать два, и то, что надела бы пятидесятилетняя женщина, нелестно смотрится на ее стройной фигуре.

Я снова вздыхаю, а затем замечаю, что ее руки дрожат. Продвигаясь вперед, я занимаю место за столом и бормочу:

— Садись, Лара.

Она мгновенно прислушивается, опускаясь на другой стул. Осторожно ее взгляд скользит по моему, прежде чем опуститься обратно к ее коленям.

Я пристально смотрю на нее лишь мгновение, задаваясь вопросом, не должен ли я просто отправить ее обратно к Мазуру, но что-то подсказывает мне не делать этого. Я смотрю на нее, пытаясь понять, почему меня беспокоит мысль отправить ее обратно.

Она бросает на меня еще один осторожный взгляд, от беспокойства ее брови сводятся вместе.

— Низа сказала мне, что ты живешь в страхе, что я побью тебя за малейшую оплошность.

На этот раз ее глаза встречаются с моими, и с выражением тревоги на лице ее губы приоткрываются, но она ничего не говорит.

Она просто выглядит чертовски напуганной.

Я смотрю в окно и глубоко вдыхаю.

— Я не нахожу радости в избиении людей, Лара. Я не так наказываю своих сотрудников.

Она кивает, и хотя я вижу вопросы, возникающие в ее глазах, она не произносит ни слова.

Эти чертовы глаза. Они такие выразительные... и раненые.

— Я никогда не ударю тебя. Ты можешь расслабиться. Я не Мазур.

Ее брови еще сильнее сведены вместе, и она выглядит чрезвычайно уязвимой. От этого зрелища мое сердце тает.

Теперь я понимаю, почему эта женщина обвела Низу вокруг пальца. Обидеть Лару – все равно что пнуть щенка.

Внезапно у меня возникает желание успокоить ее, не потому, что этого хочет Низа, а потому, что я не хочу, чтобы это невинное создание жило в ужасе.

Наклонив голову, я кладу руки на подлокотники кресла.

— Ты хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Она колеблется, но затем поднимает подбородок и спрашивает:

— Как вы наказываете своих сотрудников? — Ее пальцы начинают теребить ткань платья. — Если мне позволено знать, сэр.

Я либо увольняю их, либо убиваю. Все зависит от того, как много они знают обо мне и в чем заключается проступок.

— Если ты не предашь меня, наказания не будет.

— Предам, сэр? — Страх в ее глазах ослабевает, и постепенно голубой цвет становится светлее, наполняясь желанием угодить мне.

Удар в мое нутро мгновенный и сильный.

Иисус.

— Не говори людям о том, что происходит в моем доме. Не разглашай никакой информации обо мне.

Она быстро кивает.

— Я не буду. — Она нервно прикусывает нижнюю губу, затем говорит. — Итак, я ни с кем не должна говорить о вас, и должна держаться подальше от восточного крыла.

— В этом вся суть. — Мгновение мы смотрим друг на друга, затем я спрашиваю. — У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?

Она снова колеблется, и становится ясно, что ей никогда не разрешали задавать вопросы. Ей не по себе, но все же она берет себя в руки и спрашивает:

— Разрешены ли отношения?

У нее есть любовный интерес?

Я мгновенно хмурюсь, совершенно застигнутый врасплох.

— Почему ты спрашиваешь? — Ей лучше не начинать водить мужчин по моему дому.

— Ах ... просто Низа Ханым очень добрая, и мне становится трудно держаться от нее на расстоянии.