Синицын поперхнулся и закашлялся.

— Вот видишь, — сказал старший лейтенант, — до чего доводит неурочный прием пищи!

— Это ржаные сухарики, — пришел на выручку товарищу Игнатов.

— Сухою бы я корочкой питался, — насмешливо произнес Ревякин. — Как там дальше, Игнатов?

— Водою ключевою запивал…

— Бедненький, бедненький, скоро совсем ноги с голоду протянет, — покосился на пышущего здоровьем Синицына старший лейтенант.

— Это я от нечего делать, товарищ старший лейтенант, — наконец проговорил тот.

— Ну-ну, на посту и нечего делать! — заметил Ревякин. И вдруг его взгляд остановился на снежных заносах у окон и крыльца будки. — Игнатов!

— Слушаю, товарищ старший лейтенант!

— Чтобы к концу смены было как летом!

— Есть чтобы было как летом!

Старший лейтенант и Игнатов зашли в будку. От железной печки несло теплом. Равномерно пощелкивали приборы сигнализации.

— Сколько прошло машин?

— Пятнадцать, товарищ старший лейтенант. Тринадцать грузовиков. Два автобуса с туристами.

— С документами у них порядок?

— Все в ажуре!

— Ну хорошо… Да, как со стенгазетой? — Перед отъездом замполит попросил Ревякина поторопить Игнатова, недавно выбранного редактором, с выпуском стенной газеты.

Ефрейтор смутился.

— Смотри, до праздников осталось всего пять дней!

— Успеем, товарищ старший лейтенант! — заверил Игнатов. — Уже заметки все собраны.

— Шестого чтоб висела!

— Есть чтоб шестого висела!

У порога старший лейтенант обернулся:

— Я сейчас к лейтенанту Хлызову. Что передать?

— Пусть быстрей поправляется.

— Хорошо, передам.

Старший лейтенант тихо вздохнул. Отношения между лейтенантом Хлызовым и Игнатовым были натянутыми. Как-то еще на первом месяце службы Игнатов совершил серьезный проступок. Помимо основной сигнализации — от нарушителей границы, им была разработана и освоена своя собственная система предупреждения — от начальства. Он натянул между деревьями проволоку и подвесил к ней пустые консервные банки. Стоило кому-либо задеть ее, как весь этот утиль начинал отчаянно греметь, предупреждая наряд о приближении проверяющих. Первым обнаружил эту хитрость лейтенант Хлызов. В тот же вечер была выстроена вся застава. Старший лейтенант Ревякин спросил, кто это сделал. Игнатов сразу вышел вперед и во всем признался. Начальник заставы даже не наказал его. Просто предупредил. С тех пор Игнатов нес службу честно и ничего такого больше себе не позволял. Один лейтенант Хлызов продолжал относиться к нему с недоверием, словно ожидал от него и впредь каких-нибудь каверз…

Когда Ревякин и Игнатов вышли из будки, оба одновременно зажмурили глаза: до того слепил свежий снег, белый-белый, без единой пылинки.

Высунувшись из кабины, Морев подшучивал над Синицыным:

— Сходил бы, посмотрел, а то опять несколько метров КСП украдут!

Это была извечная шутка над новичками. Только придут молодые ребята с гражданки, как им тут же начинают вкручивать.

Синицын, служивший на заставе чуть больше двух недель, конечно, уже знал, что такое контрольно-следовая полоса, и бойко отшучивался:

— А ее тут до конца службы хватит!

— Что, подсчитал уже? — но в этот момент Морев увидел старшего лейтенанта и передвинулся на свое место.

— А ты лучше гляди, чтобы у тебя колеса не отвалились! — крикнул шоферу Синицын.

Старший лейтенант втиснулся в кабину, и «уазик», ловко развернувшись у самого шлагбаума, запрыгал на неровной снежной колее…

— В госпиталь или на второй? — спросил Морев.

— На второй!

Оба КПП — и первый, и второй — в сущности, находились по пути в госпиталь. Каких-нибудь несколько километров в сторону для быстроходного «уазика» почти ничего не значат. К тому же задерживаться они там не собираются. Старшему лейтенанту достаточно одного взгляда, чтобы понять, как наряд несет службу.

— Ну что, Морев, как жить дальше будем? — неожиданно спросил Ревякин.

— Это в каком смысле, товарищ старший лейтенант? — Морев был явно озадачен.

— В самом прямом. После увольнения из рядов.

— Куда-нибудь определюсь, — облегченно вздохнув, ответил Морев.

— В шофера, что ли?

— Не знаю. Раньше в таксисты хотел податься, а теперь чего-то не тянет.

— Но все равно шоферить пойдешь?

— Не знаю. Все думаю, думаю…

— Значит, учиться?

— Навряд, — смутился Морев.

— Ты что, и учиться не хочешь?

— С памятью у меня, товарищ старший лейтенант, что-то делается. Прочту книгу, а через месяц уже не помню, что читал. А учиться, сами знаете, память нужна. В детстве я все время головой падал. Может быть, от этого?

— Так это не от головы, от книги зависит! — весело сказал старший лейтенант. — От книги!

А сам подумал: с парнем что-то неладное творится. Неужели растерялся перед будущим? Сомнительно. Обычно все ждут не дождутся демобилизации и не задумываются о трудностях. Радуются предстоящей встрече с родными, друзьями, любимыми. Здесь же явно что-то не то…