«Значит, честно воевал!»

Ипатов снял свой бобрик, повесил подальше, чтобы не бросался в глаза.

«Пошли!» — сказала Светлана, беря его под руку. И так, демонстративно, провела мимо отца.

Уже из комнаты, через приоткрытую дверь, Ипатов краем уха услышал, как полковник сказал отцу Светланы:

«Добрый хлопчик!»

Что ответил будущий тесть, Ипатов не разобрал.

«Чувствуй себя как дома! — она чмокнула его в щеку. — Я сейчас!» — и скрылась в соседней комнате.

Ничего не скажешь, очистили квартиру здорово. В буфете черного дерева, еще недавно снизу доверху забитом хрусталем и дорогими сервизами, лишь кое где на полках поблескивали простенькие чашки и блюдца. Исчезли все вазы, ковры, безделушки, портьеры. Осталась одна громоздкая мебель, брать которую грабителям было явно не с руки, да кабанья голова, свирепо поглядывавшая с простенка на входящих.

И это только в большой комнате. А сколько всякого добра они взяли в других…

«Ну что, смотришь на дело рук своих? — мысленно казнил себя Ипатов. — Нет, надо быть форменным ротозеем, шляпой, чтобы встретиться лицом к лицу с квартирными ворами и не понять этого!» Ведь чувствовал, ведь чувствовал, что дело нечисто. Недаром его все время, пока разговаривал с «двоюродным братцем», не покидало смутное беспокойство. А может быть, это был страх? Неосознанный, безотчетный? Как на фронте, когда нутром ощущаешь возможную смертельную опасность? Чего стоило ему тогда дойти до первого милиционера, поделиться своими подозрениями? Но ведь в тот момент не было их, этих подозрений? «Братец» так ловко обвел его вокруг пальца, что он ничего, почти ничего не заметил. Вот из-за этого крохотного «почти» и остался на душе неприятный осадок, в котором он, на беду Поповым, сразу не разобрался. Он мог предупредить ограбление и не сделал этого. Короче говоря, в том, что случилось, в первую очередь виноват он, их будущий зять!..

Вошла мама Светланы, Зинаида Прокофьевна. На ней было летнее, не по сезону, ситцевое платье, которое насмешливо подчеркивало недостатки ее широкогрудой, полнотелой фигуры. Но по-прежнему, как ни в чем не бывало, играли бриллиантовым огнем увесистые серьги, и на пальцах поблескивали тяжелые дворянские перстни. Вот и драгоценности кое-какие остались. То ли Зинаида Прокофьевна не расставалась с ними в тот день, то ли не заметили, проморгали воры.

«Здравствуйте!» — первым поздоровался Ипатов.

«Добрый вечер!» — она протянула ему руку несколько издалека, по-королевски.

В ее вялом и слабом пожатии Ипатов не почувствовал ни особого интереса к себе, ни большого расположения. Нет, союзник она была ненадежный. Несмотря на все заверения Светланы.

«Вот так, молодой человек… Костя, — неловко поправилась она. — Через всю Европу везли… ни одного стеклышка не разбили… и вот…»

«Да, ужасно обидно… Я вас понимаю», — искренне посочувствовал Ипатов.

«Вы уж помогите милиции… Вы ведь помните внешность того человека?» — в ее голосе звучала просительная и жалобная нотка.

«Да, конечно, — ответил он. — Я уже им сообщил его приметы… Хотите, я еще схожу?»

«Сходите, Костенька», — уже совсем по-родственному попросила она.

Только за одно это уменьшительно-ласковое «Костенька», разом переводящее его в разряд своих, он готов был сделать все, что попросят Поповы. Прямо завтра с утра он пойдет в милицию, спросит, не нужна ли там его помощь. Например, он мог бы обойти все злачные места, авось где-нибудь да и встретит «двоюродного братца»: смазливую физиономию домушника он узнал бы среди тысяч. В конечном счете, это его долг перед Поповыми, прямое искупление вины…

«Завтра и схожу, — пообещал Ипатов. — У меня уже есть кое-какие мысли, как поймать воров».

Заявление было несколько самонадеянным, и в белесоватых глазах Зинаиды Прокофьевны затлело недоверие. Но в то же время у нее хватило ума не сказать ничего такого, что задело бы самолюбие Ипатова. К тому же, не в ее интересах было гасить этот благородный порыв: кто знает, а вдруг и в самом деле что-нибудь придумал?

Она тяжело вздохнула:

«Вы, Костя, по молодости не представляете, как трудно начинать с начала. Обзаводиться нужными вещами…»

«Нет, почему, представляю», — смущенно возразил он.

«Ну, я пойду собирать на стол», — сказала Зинаида Прокофьевна и скупо улыбнулась ему.

«Куда же запропастилась Светлана?» — Ипатов прошелся по комнате.

И тут, словно откликаясь на его нетерпение, появилась из прихожей Светлана. Щеки ее горели. На лице играла довольная, почти победная улыбка.

Светлана быстро подошла к Ипатову, взяла его под руку:

«Пошли!..»

Едва только они оказались в спальне, Светлана радостно объявила:

«Дядя Федя тоже за нас!»

«Кто он?»

«Мамин брат. Он воевал вместе с сыном товарища Сталина, Василием. Они большие друзья. Дядя Федя сказал папе, чтобы он не дурил. Не мешал нам. Ты ему понравился!»

«Знаю».

«Ты почувствовал, да?»

«Нет, услышал».

«Ну и завируша ты! Как ты мог услышать с такого расстояния? Да еще и при закрытых дверях?»

«Так оттянул уши и слушал», — Ипатов показал, как он оттянул оба уха.

«Брехунишка!» — нежно сказала Светлана и прижалась к нему.