Шрифт:
Уже потом, ребята наперебой расспрашивали своего командира взвода капитана Чибисова, большого поклонника творчества Владимира Семёновича, о том, что же случилось с Высоцким. Было видно, что капитан крайне расстроен и опечален. Он рассказал, что вчера, в пятницу двадцать пятого июля Высоцкий умер, похороны состоятся в понедельник. Отчего умер, он не знал.
– Скорее всего, – предположил Чибисов, – Как и всех великих людей, сгубила водочка!
Николай, слушая командира, думал: «Как же так, такой человек, вроде не старый ещё! Сколько ж ему лет? По-моему, только сорок! И вот надо же, умер! А Олимпиада идёт! Даже по радио и телевизору ничего не сообщили! Как же так?! Наверно, чтобы не омрачать людей!» Было грустно и жалко Высоцкого, который ему нравился как актер, да и песни его Николай слушал с удовольствием.
Рядом со стадионом раскинулся громадный плац с белой каменной трибуной, расчерченными квадратами для строевой подготовки и зеркалами с плакатами, изображающими курсантов, выполняющих строевые приемы.
За плацем отливал на солнце серебряной овальной крышей металлический ангар нового клуба. Здесь проводились собрания училища, занятия в составе не менее батареи. Фильмы вечером в субботу и воскресенье показывали в старом, летнем клубе, который располагался справа от нового, в зарослях акации. Он представлял собой небольшой, ограждённый невысоким заборчиком прямоугольник без крыши, с вкопанными в песчаную землю деревянными лавками. Впереди на стенке вывешивался белый экран. Из деревянной будки, находившейся за рядами лавок, с помощью стрекочущего старенького проектора демонстрировали на экране кинофильмы. Места для всех желающих на лавках не хватало. Поэтому курсанты стояли плотной стеной вокруг всего «кинотеатра». В вечерней мгле тучи мошек и комаров вились над головами ребят, которые отгоняли их веточками и табачным дымом. Курить внутри ограждения запрещалось, но те, кто стоял за ним, дымили нещадно, так, что табачный дым густыми сизыми клубами нехотя переливался в лучах проектора.
Между трехэтажной казармой и столовой находилась небольшая асфальтированная площадка – место для построений. «Здесь в прошлом году, – вспоминал Николай, – нам представляли курсантов-стажёров». Он улыбнулся, вспомнив, грозного старшину.
От казармы вновь шла развилка дороги. Впоследствии, через несколько лет на этом месте будет поставлен небольшой монумент в честь 600-летия артиллерии России.
Налево дорога вела в сторону палаточного городка, далее к войсковому стрельбищу и на «Ванькин бугор».
Палаточный городок летом являлся центром всего лагеря. Ряды белых брезентовых палаток тянулись не на одну сотню метров и в своем однообразии выглядели очень красиво. Они устанавливались на выложенные из кирпича и углубленные в землю четырехугольные гнезда. В центре, ставился большой кол с перекрестием сверху, на котором и держался брезент. В палаточном гнезде настилался деревянный пол и нары. Всё это делали сами курсанты в первый день заезда в лагерь. В палатке размещалось по одному отделению, до девяти человек. Спали на нарах все вместе, кроме командира отделения. У него было отдельное место. В палатках поддерживался единый порядок, ничего лишнего не допускалось. В жаркий солнечный день, лагерь напоминал корабли на рейде с убранными белыми парусами, так как тенты палаток однообразно подворачивались вверх. В палаточном лагере всё выравнивалось по фронту и глубине. Передняя линейка, представляла собой полосу шириной метров 10-ть, где возле каждого подразделения стоял деревянный «грибок» для дневального по батарее и доска документации. Передняя линейка посыпалась песком и идеально «расчёсывалась» граблями. Ходить по ней строго воспрещалось. Её использовали только для построений на вечернюю поверку и развод на занятия. В центре лагеря размещалась палатка дежурного по лагерю. Напротив, возвышался высокий флагшток с красным флагом, который поднимался с началом учебного дня и опускался перед отбоем.
На задней линии стояли дощатые домики, служившие «Ленинскими» и бытовыми комнатами. За грунтовой дорогой, где так же возвышались «грибки» для дневальных, находились длинные ряды каменных одноэтажных сараев – комнаты для хранения оружия. За ними умывальники с ледяной водой. Электрические розетки были только в бытовых комнатах, поэтому брились в основном станками с лезвиями. Находились, правда, некоторые умельцы, которые использовали для бритья и опасные бритвы.
Туалет типа «сортир» располагался на уровне умывальников, чуть в стороне. Это было длинное приземистое деревянное здание, представлявшее внутри, отгороженные друг от друга невысокими перегородками, ряды дырок в полу или как их ещё называли «?чек». От этого помещения на десятки метров исходил устойчивый «аромат» хлорки. Однажды, когда Николай уже был на третьем курсе, какой-то курсант – «вредитель», а может просто «экспериментатор» набросал в туалет дрожжей и в один прекрасный летний жаркий день сортир забурлил и «поплыл», распространяя удушливое «амбре» по всему учебному центру. Пользоваться им стало невозможно. Нашли этого курсанта или нет, Николай не знал, но чистили туалет в ОЗК и противогазах человек двадцать курсантов – нарушителей воинской дисциплины из различных батарей. Пока приводили туалет в порядок, курсанты ходили в близлежащий лесок, где каждая батарея для себя оборудовала персональное отхожее место.
Направо от развилки дорога выходила к складам, где хранилось продовольствие, вещевое имущество, КЭЧ*, стояло несколько деревянных зданий, которые называли строгим словом «ДОС*». Расшифровывалось это как «дом офицерского состава». Хотя до «домов» они, честно говоря, не дотягивали, а были обычными щитовыми бараками. Перед ними асфальтовая дорога заканчивалась и начиналась песчаная грунтовка так же уходившая к «Ванькиному бугру». За ней, насколько хватал взгляд, раскинулось учебное поле или как его называли курсанты «Поле дураков». На переднем плане этого «поля» стояли небольшие деревянные домики. Каждый такой домик представлял учебный класс по специальности: инженерная подготовка, ЗОМП*, тактическая подготовка, боевая работа, артиллерийская разведка. Справа у леса находилась полоса препятствий. За время учебы на этой «полосе» много было набито синяков, разбито коленей и лбов. За учебными классами – окопы и различные инженерные сооружения. Дальше, до самого горизонта, тянулось поле, поросшее кустарником, изрезанное оврагами и старыми обвалившимися окопами. На нём виднелись установленные тригопункты, макеты домов, церкви, мельницы, колодцы с «журавлем». Здесь отрабатывались вопросы тактики и разведки, выполнялись огневые задачи с закрытых огневых позиций.
Между палаточным лагерем и ДОСами круглое как блюдце блестело на солнце голубое озеро с оборудованной водной станцией. Она включала в себя пятиметровую вышку для ныряния, огороженный плотами участок воды длиной двадцать пять метров и шириной метров десять. Натянутые поплавки, разделяли его на дорожки, как в бассейне. Возле места для плавания на берегу желтел песком небольшой пляж, торчала будка дежурного по водной станции, навес для раздевания и несколько длинных деревянных лавок, вкопанных в землю. У берега, привязанная к колышку, спокойно стояла лодка с надписью по борту «Спасатель».
Самым «козырным» нарядом в лагере считался наряд по водной станции – можно было накупаться и назагораться, а работа была «не бей лежачего»: следить за чистотой, да смотреть, чтобы одиночки не лезли в воду. Самое сложное и трудоёмкое в этом наряде – чтобы песочек на пляже всегда был «расчёсан» граблями и не просто так, а чтоб линии были ровными и без следов. В этот наряд, как правило, ходили курсанты старших курсов.
По всему учебному центру располагались небольшие дощатые домики-сарайчики с застеклёнными окнами и, закрывающимися на замок деревянными дверьми. За каждым взводом курсантов на всё время пребывания в лагере закреплялся такой сарайчик. Это были учебные классы взводов. Внутри он представлял собой достаточно большое помещение, с вкопанными в земляные полы столами и лавками. На передней стене висела грифельная доска. Электричества в них не было. В жару стояла духота, а во время сильного ветра в щели довольно сильно задувало.