Потом пришла длинная процессия животных – каждой твари по паре – на крашеном свитке, который разворачивали кукловод и его подмастерье, чтобы казалось, будто они пересекают сцену, пока Ной зовёт их:

Когда ковчег загрузили, он поплыл под дождём из позолоченного серебра в море, сделанное из сине-зелёного атласа, пока не спустилась голубка на золотистых нитях, дабы провозгласить, что впереди земля и жизнь для всех. Это был великолепный спектакль, хотя я всё представленье видела кукловода, дёргающего за ниточки, бьющего в кастрюли и вытирающего нос о занавес.

И вот тогда Уильям Стюард, который приехал на ярмарку купить бочки, увидел меня и пригрозил утащить домой за волосы. Я уже знатно проголодалась и пошла за ним с превеликой охотой взамен на обещание ничего не говорить о моём приключении. По дороге мы прошли мимо корзин с петухами для петушиных боёв. Притворяясь как можно более невинной, я пинком перевернула корзины, и петухи сбежали. Святые черепушки! Я думала, что буду Моисеем, ведущим их к свободе и домам, к их жёнам и цыплятам. А вместо этого они налетели друг на друга и вцепились в перья острыми когтями, крича и нанося клювами удары.

Мне уже надоела ярмарка, и я была готова пойти домой. Я сказала матушке и Морвенне, что весь день пряталась от работы на голубятне. Они поверили. Я бы так и поступила.

5-й день октября

Сегодня поварёнок рассказал мне о подмастерье мельника в Ноттингеме, который умеет пукать, когда захочет. Вот это, думаю я, очень полезный и примечательный талант, и к дьяволу прядение. Я нарочно объелась за обедом и попыталась проверить, есть ли у меня талант. Нету.

6-й день октября

Сегодня праздник святой Веры, мы с Морвенной выгнали из кухни повара, чтобы испечь кекс святой Веры. Я протянула кусочки кекса сквозь рубиновое кольцо матушки и повесила его на кроватный столбик. Сегодня святая Вера пошлёт мне сон, в котором я увижу своего суженного. Хорошо бы, если бы это оказался принц или рыцарь с золотыми волосами. Или жонглёр в рубиновой шёлковой тунике и пурпурном трико. Или бродячий менестрель, у которого в горле живёт музыка, а в глазах – озорство.

7-й день октября

Приснился пукающий подмастерье мельника. Сегодня утром я втоптала пирог в тростник на полу и выбросила кольцо на свиной двор. Я никогда не выйду замуж.

8-й день октября

Искала матушкино кольцо на свином дворе до темноты. Точно решила, что никогда не буду свинопасом.

9-й день октября

Сегодняшние события меня очень порадовали, и я праздную их пригоршней ежевики и куском пирога со свининой, оставшегося от ужина. Пока я ем, я буду излагать события дня, чтобы вновь пережить удовольствие. Сегодня утром я слышала из окна верхней комнаты, как поют и кричат крестьяне, которые шли строить дом для Ральфа Литтлмауса, ведь его старый сгорел на празднестве в честь Михайлова дня. И я подумала: ах я, бедняжка. Снова заперта внутри. Пропускаю всё веселье. Но потом моя мать, слегка позеленевшая лицом, свернулась на своей большой кровати и задёрнула занавеси и полог. А Морвенна пошла на кухню ругаться с поваром из-за ужина. И я спустилась по лестнице, проскользнула через зал и двор и побежала по дороге в деревню, подоткнув юбки и сняв обувку.

Каркас дома был уже возведён, и Джоан Прауд, Марджори Мастерд и дети Ральфа сплетали ивовые прутья, чтобы поставить стены.

Рядом в небольшой ложбинке проходила моя любимая часть строительства, и я прыгнула, дурачась, прямо туда, чтобы месить ногами грязь с соломой и коровьим навозом, из которых выйдет отличная обмазка для стен. Жижа дарила приятные ощущения, просачиваясь сквозь пальцы ног. Светило солнце, дул ветерок, ежевика была спелой, а люди пели «Эй, тра-ля-ля-ля» и «Девица, славная красой», и у меня между пальцами хлюпала грязь. О, как здорово быть крестьянкой.

Потом мне в голову пришла первая хорошая мысль. Я набрала пригоршню грязи и швырнула вверх. Я смотрела, как она – хлюп! да шлёп! – падает на лица, руки и плечи моих товарищей-месильщиков. В меня тоже полетели пригоршни серой и вонючей жижи, и я не отставала до тех пор, пока мы не стали похожи на гипсовых святых.

Внезапно всё прекратилось – никто не пел, не швырялся, не плёл прутья. Все уставились на юношу, который стоял на дороге и держал в руках поводья самого красивого коня, которого я только видела. Юноша тоже был красив, с золотыми волосами и золотыми глазами, а туника его была скроена из золотого и зелёного бархата. Все молчали, но мне было любопытно, и я подошла к нему.

– Доброе утро, сэр. Могу я вам помочь? – спросила я так вежливо, как умела.

Он долгое время пялился на меня, не говоря ни слова, пока его лоб собирался морщинами, а рот сжимался, будто мышиная какашка. Наконец он ответил:

– Мой Бог, вот так вонь! Неужели в этой деревне нет воды для мытья или благовоний, чтобы скрыть запах?

Я ничего не сказала. Не думаю, что ответ был так уж ему нужен.

А он продолжил:

– Это ли усадьба Ролло Стоунбриджа впереди?

– А чего вам надо от лорда Ролло? – спросила я.