Также и во время чтения, чему он уделяет сейчас бoльшую часть времени, Яннис переживает волны счастья и несчастья. При знакомстве с авторами он ощущает это особенно сильно. Понять нового философа чрезвычайно тяжело. После недолгой, наполненной эйфорией начальной фазы, во время которой его окружают первые волнующие идеи, вскоре в основном оказывающиеся заблуждениями, наступает трудный момент. Яннис чувствует печаль, и она усиливается с каждым новым текстом, так как он их не понимает. Чужое мышление во всей его инаковости ему неприятно. Это Яннису не нравится. Это вызывает у него раздражение. Интересно, что часто перелом наступает, когда силы Янниса уже на исходе и он готов бросить книгу о стену. Именно тогда приходит понимание, словно это своего рода уступка или даже капитуляция перед лицом колоссального давления. Словно понимание возможно, только если это давление возобладает над тобой. За фазой понимания следует фаза счастья, во время которой все больше подробностей обретает смысл и складывается в общую картину.

Для Янниса каждый великий философ — это отдельная вселенная. Каждый обладает уникальной манерой описывать окружающий мир и обращаться с ним. Каждый создает уникальную манеру бытия: существует бытие по Аристотелю, Спинозе, Деррида… Чтобы понять одного из великих мыслителей во всей глубине мысли, Яннису необходимо самостоятельно отправиться в его мир, а этого можно достичь только с помощью ежедневного интенсивного чтения. Даже в случае с хорошо знакомыми авторами ему нужно несколько дней, чтобы вновь очутиться в их вселенной. При этом Яннис не может пребывать в нескольких вселенных одновременно. Когда он находится в том или ином макрокосме, для него действуют только его законы. Только эта вселенная обладает смыслом. Только тогда он по-настоящему понимает этого философа.

Впрочем, надолго задерживаться в одном из миров не стоит. Если Яннис находится там без цели, то его быстро охватывает тоска. Он чувствует себя слишком хорошо, и его мышление становится неточным. Отвращение к поверхностному самодовольству быстро переходит в депрессию. По этой причине Яннису необходимо по истечении некоторого времени покинуть ту или иную вселенную и отправиться на поиски другой (новой или уже известной). Покидая одну из вселенных, он каждый раз испытывает боль. Ему кажется, что это шаг в пустоту, в объятия бессмысленного. Тем не менее Яннис чувствует, что должен это сделать. После принятия этого обстоятельства его внутреннее равновесие уже редко нарушается. Яннису кажется, что вызываемые чтением ритмы счастья и несчастья аккуратно структурируют фазы счастья и несчастья в его жизни, словно это колебание способно превратить неустойчивое равновесие в легкие волны, которые он в состоянии выдержать.

Становление другим

В ожидании щелчка

Лисси читает Жана-Люка Нанси

Лисси сидит за письменным столом и снова читает Нанси. Нанси ей очень нравится. Он пишет так деликатно и наблюдательно, как никто другой. Он любит людей. Если и существует решение всех мировых проблем, то его можно найти именно в его текстах.

Нанси пишет исходя из онтологического принципа, в конечном счете всегда об одном и том же. Будь его работы кустарником, этот онтологический принцип представлял бы собой его глубокую корневую систему, от которой подобно ветвям произрастают тексты, устремляясь высоко к небу. В них идет речь о теле и пространстве, смысле и обществе. Нанси пишет об экспозиции всех тел, их уязвимости и подверженности воздействию извне. Пишет, что тела существуют по отдельности и в то же время связаны между собой. Эта мысль проходит красной нитью через все его труды, однако каждый раз ему удается представить ее под другим углом.

Манера, с которой Нанси складывает слова в предложения, неведомым образом воздействует на Лисси. Ее мышление меняется. Более того, из ее тела уходит напряжение, будто благодаря текстам Нанси расслабляются мышцы. У него получается отойти от устоявшихся языковых шаблонов. Его язык почти поэтичен. Благодаря этому Нанси способен мыслить иначе, так как он отдает себе отчет в том, что традиционного философского подхода недостаточно. В конце каждой книги, как кажется Лисси, Нанси осознаёт, насколько язык не подходит для выражения того, что он хотел бы сказать. Но он все равно не оставляет попыток, так как понимает, что важно пытаться.

Однако сегодня Нанси заставляет Лисси изрядно нервничать. Каждые несколько минут она меняет положение тела, то и дело наливает новую чашку чая, вскакивает и снова садится. Ей уже известно это состояние. Оно наступает, когда то, что она читает, идет вразрез с ее убеждениями. Однако перестать читать Лисси не может, так как аргументы, приводимые французским философом, чересчур убедительны. Сейчас она испытывает это чувство, поскольку Нанси забирает у нее возможность обладать душой. Все эти годы она утверждала, что не верит в существование никакой души и что подобные представления наивны. Однако когда Нанси заявляет, что идея существования души на самом деле отражает представление о втором, немного отличающемся, теле в первом, она ощущает тупую боль. Словно у нее отняли маленький дачный домик вместе с огороженным забором участком. Впрочем, это не повод останавливаться, так что, пересилив себя, Лисси читает:

Если данный коллоквиум существует и мы сегодня интересуемся телом, то лишь по той причине, что мы чувствуем, более или менее явно, что тело тела — проблема тела, проблема того, что мы называем телом, — связана с определенной приостановкой или прерыванием смысла, в которой мы сейчас находимся и которая является нашим текущим, настоящим, актуальным состоянием. Каждый день мы сталкиваемся лицом к лицу с тем, что в отношении смысла, согласно одному из определений смысла, более не существует некоего сказанного, произнесенного, выраженного смысла, некоего бестелесного смысла, который должен был бы придать смысл всему остальному. Мы соприкасаемся с определенным прерыванием смысла, и данное прерывание связано с телом, оно и есть тело[38].

Этот отрывок оказался не таким уж плохим. Беспокойство немного отступает. Места с размышлениями о душе уже позади, да и это уже давно случилось: Нанси забрал у нее эту — возможно, последнюю — частичку души.

* * *

Спустя неделю Лисси сидит на скамье для медитации в окружении других людей. Сегодня первый день ретрита. Десять дней подряд она будет медитировать и хранить обет молчания. Ей запрещено смотреть другим людям в глаза. Лисси собирается упорядочить и прояснить свои мысли. Поначалу будет неприятно, затем ощущения станут непередаваемыми. Первые полчаса — примерно, так как в помещении нет часов (по окончании сеанса звучит гонг) — проходят великолепно. Затем у нее начинает болеть левая лопатка. Лисси не хочет двигаться, однако каждые пять минут невольно слегка меняет положение тела. Боль от этого не проходит. Сидение в полной тишине представляется Лисси бессмысленным. Перспектива провести так целый час, а затем еще дважды по два часа кажется ей ужасающей. И хотя Лисси каким-то чудом удается продержаться до обеда, это время она проводит больше в ожидании, чем в медитации. После обеда она вновь садится, ее плечо противно ноет, а в голове ходят по кругу шесть фраз: «Зря я решила приехать на ретрит. С чего я взяла, что это хорошая идея? Я не выдержу. Сейчас встану, заберу вещи и уеду. Если я уеду, то дома буду чувствовать себя отвратительно. Наверное, еще немного можно потерпеть». Она прокручивает эти мысли, вместо того чтобы следить за ритмом дыхания и оставить тщету бытия в стороне, как учил инструктор. Однако она продолжает сидеть. По прошествии времени наступает вечер, а это значит, что сегодня Лисси со всем справилась. Она горда собой и в то же время чувствует себя очень глупо.