– Лиза! Как отнесётесь к тому, если я приглашу вас на свидание?

Лиза надеялась, что Ярослав сам догадается о том, что она не хочет развивать их отношения, и не будет проявлять неуместную настойчивость, но этого не произошло.

– Спасибо, но у меня много работы и совершенно нет свободного времени.

Ярослав посмотрел на неё, иронично заломив бровь.

– Лиза, я, конечно, понимаю, что ты девушка на всю голову умная, но тебе тоже иногда отдохнуть не помешает, тем более у тебя сейчас пока нет работы.

– Ярослав! Предлагаю остаться друзьями. Ходить по свиданиям мне некогда, я должна работать.

– Ну что ты, малышка, такая упёртая!

– Давайте больше не будем это обсуждать, если не хотите, чтобы я открытым текстом сказала, чего жду от этой жизни.

– Лизонька, девочка моя, жалеть не будешь?

– Может, и буду, но планов своих не поменяю.

Ярослав понял, что самое разумное – расстаться. Он не хотел говорить ей, что у него на счетах чёртова уйма денег. Ему хотелось, чтобы она полюбила его самого, а не то состояние, которое он имел. Когда Ярослав уехал, Лиза долго смотрела в окно ему вслед. Ей вдруг стало грустно и одиноко. Она почувствовала себя брошенной. Мысли её то и дело возвращались к Ярославу. Как Лиза ни старалась выкинуть его из головы, ей не удавалось. Ей даже однажды он приснился, как будто она собралась спать и сидела на кровати в пижаме, вдруг из тёмного угла спальни вышел Ярослав в белой тоге, сандалиях и с венцом на голове, протянув к ней руки, сказал:

– Что ж ты, Лизонька, отказалась от меня, а я так хотел сделать тебя счастливой…, – она тут же проснулась, быстро села и стала смотреть в тот угол, откуда он вышел, но поняв, что это был только сон, снова легла, но уснуть больше не смогла до самого утра.

Ярослав вышел на крыльцо. Ему надо было отвлечься, чтобы не думать о Лизе. Он осмотрел деревянный фасад дома, увитый плющом, веранду, с кое-где выпавшими стёклышками, всё это пробуждало в нём ностальгические воспоминания. Детство, юность, первая любовь…. Здесь так сладко пели соловьи, так буйно цвела черёмуха, так остро пахла после дождя сирень. Здесь он впервые поцеловал соседскую девочку. Как же её звали? Когда она уехала, он решил, что жизнь кончена…. Внутри разлилось приятное тепло от воспоминаний. Он помнил, как жадно ласкал каждый сантиметр хрупкого желанного тела, а она испуганно отстранялась, шепча:

– Нет…, нельзя…, не надо…

Тогда он думал, что это любовь, а сейчас даже не смог вспомнить, как звали ту девочку. У него мелькнула мысль найти её, посмотреть какая она стала, но решив, что раз не может вспомнить её имя, то и искать ту девочку из своей ранней юности нет смысла.

На заборе опять повис Матвеич.

– Славка! Подь сюда!

– Что хотел, Матвеич! – Ярослав подошёл к плётню.

– Пойдём уже, бабка ужин почти сготовила, посидим, по пять грамм за твой приезд выпьем, а то у неё в другое-то время и глоткa не допросишься!

– Матвеич! У меня баня истопилась. Может, я сначала в баню схожу, а потом приду?

– Ну, давай, Славка, иди в баню, а за это время бабка накроет на стол, да долго не парься, а то всё остынет, – нетерпеливо сказал Матвеич и отлепился от плетня.

Ярослав зашёл в баню, подбросил дров, заварил берёзовый веник и пошёл в дом за полотенцем. Он вспомнил, когда дед был ещё жив и Ярослав приезжал его навестить, дед обязательно топил баню. Он слыл травником. Лечил деревенских от всяких хворей, заговаривал от сглаза, испуга, останавливал кровь в ранах, когда пацаны шли стенка на стенку в битве за свою улицу. В деревне все его звали ведьмаком. Он заходил в избу с запахом дыма и каких-то трав. А после бани выглядел, как будто скинул десяток-другой лет, хотя в деревне был самым старым из мужиков.

Баня его встретила плотным сухим жаром. Ярославу даже показалось, что баня дышала, словно живое существо. Он разделся, вошёл внутрь, сел на полoк и блаженно закрыл глаза. Пропотев как следует, налил в таз воды, взял распаренный пышный душистый берёзовый веник, и стал охаживать себя со всех сторон. Напарившись, вышел из бани, облился холодной водой из бочки, стоявшей рядом с баней и сел в предбаннике отдохнуть. Тут протиснулся в приоткрытую дверь Матвеич.

– Славка, а чё, ты не прогонишь, если я вместе с тобой попарюсь? Люблю баньку, а топим только по субботам, а тут чё будет жар пропадать.

– Заходи, Матвеич, мне не жалко, парься.

Матвеич зашёл в предбанник, быстро скинул портки и сел на лавку, развесив, как на смотринах, обессиленные прежними трудовыми годами свои реликвии почти до пола. Оглядев такой неприкрытый натурализм изношенного срама этого бывшего шатуна, Ярослав поднялся с лавки.

– Ну что Матвеич расселся, пойдём в парилку, а то застудишь своё хозяйство.

– Ай, Славка, теперь хоть береги этого ветерана труда, хоть не береги, всё равно к делу не пристроишь, – посажалел Матвеич и двинулся следом за Ярославом в парилку.

– Ложись, Матвеич, на полок я тебя попарю.

Матвеич забрался и лёг на горячие доски. Ярослав взял веник и стал хлестать его по спине и по богам, Матвеич только кряхтел от удовольствия. Напарив соседа от души, Ярослав окатил его холодной водой. Матвеич поднялся, слез с полка и сел на нижнюю ступеньку.

– Ну, спасибо тебе, Славик, уважил старика. Прямо, как заново родился.

– Я тоже баню люблю, Матвеич, городская баня совсем не то, что деревенская. Тут дух живой, лёгкий.

Посидели, отдохнули, выпили холодного кваску, который принесла Дарья Агафоновна, пока они парились. После бани Ярослав пошёл к соседу. Мать Матвеича накрывала на стол, там уже стояла запотевшая бутылочка беленькой, её вид взбодрил Матвеича, он потёр руки в предвкушении и быстро пристроился к столу, подвинув табуретку и для Ярослава.