Горло перехватывает спазмом. В какой-то момент просто вынуждена бороться с этим состоянием, чтобы иметь возможность наполнить легкие кислородом.

Ян все это время молчит. Молчит и смотрит.

Когда мне удается вдохнуть, странным для возникшей ситуации образом прикасается. Потрясенно моргаю, пока он с какой-то особенной мужской нежностью, которая, Господи Боже мой, сильнее любой агрессии, отводит прядь волос мне за ухо, поглаживает по голове, привлекает к груди и прижимается губами к моему лбу.

Безотчетно прикрываю веки. С судорожным надрывом перевожу дыхание. Сердце приходится отпаивать.

Мне страшно… Боже мой, как же мне страшно!

Беру себя в руки. Отталкиваю Нечаева.

– Что ты себе позволяешь?! – кричу пронзительно.

Эмоции ведь не скрыть. Меня кидает из состояния в состояние. Полный спектр пролетаю. В истерике трясет, хоть на лице и нет слез. Они льются внутри. Обрушиваются в таком количестве, что подобно ливню, который разрушает почву, уничтожают часть моей плоти.

– Почему ты молчишь, Ян?!

Он поджимает губы и хмурится так сильно, будто в этот момент тоже терпит какую-то боль. Играет мускулами. Раздувает ноздри. Отражает глазами мою безумную агонию. Подсвечивает ее своими собственными эмоциями. Наделяет силой, которая заставляет меня задыхаться.

– Что я себе позволяю? – уточняет приглушенно, сухо и настолько хрипло, будто секунду назад криком связки сорвал.

Вгоняет в дрожь. Перебивает ею каждый нерв в моем организме.

Развернуться бы… Уйти без выяснения обстоятельств.

Бежать. Надо бежать!

Но разве могу я это сделать, когда кажется, что мой Нечаев вновь повзрослел? Возмужал под давлением неизвестных, но таких пугающих для меня фактов.

Атмосфера конфликтная. Однако в ней нет обычной агрессии. Столкновение убеждений. Буйство эмоций. Дикий вой каких-то чувств. Адский бунт бесов. Исступленная и горячая боль.

Прикрываю веки, чтобы прервать связь. И вроде главный источник отрубила, но в сознании на повторе: взгляд, дыхание, напряженный ход мускулов.

Болен. Воспален. Так глубоко, что сомнений нет – процесс происходит не только в глазах. Охвачен весь организм. Затронута даже душа. Нарушена физическая подвижность, но кровоизлияние именно там.

Не знаю, каким образом все это чувствую. Не знаю.

Но, Господи… Мне так больно и страшно!

А он… Мама… Ян снова обнимает. Прижимает к груди. Укрывает от бури, которая внутри меня разыгралась.

О Боже… Он все усмиряет.

Всхлипываю. Стону. Мурашки по телу, будто грибы после дождя.

Нечаев вздыхает, перестраиваясь, словно машина из титана.

Но я ведь не могу… Не могу прятаться за ним, как за стеной. Что буду делать, когда ее не станет?!

Нельзя, нельзя… Нельзя. Пусть он и ближе собственной кожи. Нельзя.

Выдох. Вдох.

Расстояние.

Смотрю на Яна. Он челюсти стискивает. И так тяжело. Тяжело нам обоим.

– Зачем ты ездил ко мне домой, Ян?.. – толкаю с дрожью. – Как посмел копаться в моих вещах? Почему решил, что можешь что-то без меня забрать?! Не слишком ли много ты на себя взвалил? – в последний вопрос все свое отчаяние сливаю.

До исступления. До дрожи. До головокружения. До потемнения в глазах.

Прочь. Все жуткие кошмары прочь!

– Много. Ты права, – признает Нечаев с силой, которую если украсть нельзя, то хочется хотя бы отщипнуть. – Прости, – даже извиняясь, достоинства не теряет. – Ты не оставила мне выбора.

– Я? – злюсь, уже не понимая, на кого это чувство направлено.

– Я поднимал вопросы. Давал шанс рассказать правду самостоятельно. Предупреждал, что сокрытое в любом случае раскопаю.

Говорит об этом крайне спокойно.

Будто то, что он загнал меня как зверька – не так уж и важно. Словно то, что разворотил в душе бурю – не так уж и страшно.

Тихий голос, ровный тон… А меня оглушает громом.

– Ты этой правды не заслуживаешь! Не имеешь на нее никакого права. А уж копаться подобным образом… – прерываюсь, чтобы выразить свое отношение саркастическим смехом. Мгновение спустя трясу перед лицом Нечаева указательным пальцем: – Я этого не потерплю!

– Стерпишь, Зая, – убеждает словами, осаждает взглядом. – Знаешь ведь, я тоже не сдамся. Не отступлю. Должен понять, что происходит. Особенно теперь, – выдерживает свирепую паузу. – Особенно теперь, когда я узнал, что твой брак с Повериным был фиктивным.