Шрифт:
– 143 -
эти два замечательных события своей жизни, лаская душу воспоминаниями об уникальных минутах...
Запрокинув голову, он следил за движением голубовато-сизых полос дыма, слоями висевших в коридоре. Сквозь размеренный стук колес на рельсах медленно пробивалось шипение горячего пара, идущего по трубам. Слушал бульканье воды в резервуарах, чувствовал ее теплый напор на стенки баков: купе обогревали, поскольку вечер был прохладный.
Лампы вверху внезапно смежили свои светящиеся ресницы и погасли. Но ненадолго, потому что уже в следующий момент заботливый регулятор автоматически впрыснул в них свежую порцию газа, подпитывая слабеющие горелки. Кондуктор почувствовал его специфический, тяжелый запах, немного похожий на фенхель.
Запах был крепче дыма трубочки, въедливый и одурманивающий...
Внезапно Бороню показалось, что он слышит топанье босых ног по полу коридора.
— Дух-дух-дух, — гулко топотали босые ступни, — дух-дух-дух...
Кондуктор уже знал, что это означает: не впервые слышал такие шаги в поезде. Наклонил голову и взглянул в сумрачный коридор вагона. Там, в конце, где стена поворачивает и отступает к купе первого класса, он на секунду увидел его, как всегда голую фигуру — лишь на секунду мелькнула его напряженная, выгнутая дугой спина, залитая обильным потом.
Боронь задрожал: Чумазник снова появился в поезде.
Впервые он заметил его лет двадцать назад. Случилось это за час до страшной катастрофы между Зничем и Княжьими Рощами, в которой погибло свыше сорока человек, не считая большого количества раненых. Кондуктору было тогда лет тридцать, и нервы он еще имел крепкие. В деталях помнил подробности, даже номер злосчастного поезда. Тогда он нес службу в последних вагонах, может быть, поэтому и уцелел. Гордый только что полученным повышением, он отвозил домой в одном из купе свою невесту, свою бедную
– 144 -
Касеньку, одну из жертв трагедии. Помнил, как посреди разговора с ней вдруг почувствовал странное беспокойство что-то непреодолимо тянуло его в коридор. Не в состояние сопротивляться, вышел. И тут увидел, как в двери вагонного тамбура исчезает фигура обнаженного великана; тело его измазанное сажей, залитое грязным от угля потом, источало удушливый запах: в нем чувствовался оттенок волошского укропа*, чад дыма и вонь колесной смазки.
Боронь бросился вслед за ним, собираясь перехватить но видение растаяло на глазах. Лишь какое-то время слышал топот босых ног по полу — дух-дух-дух — дух-дух-дух.
Через какой-то час поезд столкнулся со скорым, ехавшим из Княжьих Рощ...
С тех пор Чумазник являлся ему еще дважды, каждый раз как предвестник беды. Второй раз он увидел его за несколько минут перед тем, как под Равой поезд сошел с рельсов Чумазник бежал тогда по крышам вагонов и подавал ему знаки шапкой кочегара, которую сорвал с разгоряченной головы. Выглядел не так грозно, как в первый раз. Полому как-то обошлось без больших жертв, обнаружили лишь нескольких легкораненых, но никто не погиб.
Пять лет назад, подъезжая на пассажирском к Баск) Боронь заметил его между двумя вагонами проходившего мимо товарняка, который шел с противоположной стороны к Вершинцу. Чумазник на корточках сидел на буферах и играл цепями. Коллеги, которым кондуктор указал на это высмеяли его, называя психом. Однако довольно быстро выяснилось, что он был прав: товарный, проезжая мере'; мост с подмытыми опорами, в ту же самую ночь сорвался в пропасть.
Предвещания Чумазника были непогрешимы; где бы он ни появился, это грозило неизбежной катастрофой. Убедив шись в этом трижды, Боронь окреп в своей уверенности, породившей в нем глубокую веру железнодорожника, связанную с этими зловещими появлениями. Кондуктор испытывал языческий трепет и страх, как перед злым и опас¬
____________
* Народное название фенхеля.
– 146 -
ным божеством. Он окружил это явление особым культом, выработал для себя оригинальный взгляд на его сущность.
Чумазник таился в организме поезда, пронизывал собой его многочленный костяк, барахтался, невидимый, в поршнях, потел в котле локомотива, слонялся по вагонам. Боронь чувствовал его близость вокруг себя, знал, что он всегда здесь, всегда близко, пусть и невидимый. Чумазник дремал вдушё поезда, был его тайным потенциалом, который в минуты угрозы, в моменты плохих предчувствий проявлялся, сгущался и обретал тело.
Противостоять ему кондуктор полагал делом напрасным, даже смешным: все возможные усилия, направленные на то, чтобы предотвратить несчастье, которое он предвещал, были бы тщетными и, очевидно, бесплодными. Чумазник был похож на предопределенность...
Новое появление диковинного создания в поезде, да еще незадолго перед конечной, привело Бороня в состояние сильного возбуждения. В любой момент можно было ожидать какой-то катастрофы.
Он встал и начал нервно расхаживать по коридору. Из одного купе донесся гул голосов, женский смех. Подошел ближе и несколько секунд смотрел вглубь. Погасил веселье.