Анна провела пальцами по стене, оставляя длинные белые полосы на саже. Странное ощущение. Ветер гулял сквозняком, а воздух шипел и трещал, как сгорающие ветки. Но это была не та энергия, что оставили драконы. Что-то новое и незнакомое. Иномирное.

Вдруг крошечный огонёк вылетел из камня и, крутясь, как сумасшедший, полетел прочь из дома. Потом ещё один. И ещё. И уже целые рои таких искр появлялись отовсюду — из стен, из пола и потолка, из земли и тумана. Они вихрями проносились меж домов, сверкали и дрожали с едва слышным звоном.

Настороженная, Анна полетела за ними, постоянно оглядываясь. Они приближались к центру. Искры стремились туда из каждого проулка, собирались вместе и светящимися сгустками зависли вокруг облачённой в длинный плащ фигуры.

Анна замерла в проулке, не отрывая взгляда от человека. Тот скинул с седой головы капюшон, окинул взглядом сверкающие над головой облака искр. Молнией блеснула вспышка — и в руке у него появилось копьё почти в его рост. Засиял наконечник. В тот же момент искры вздрогнули — и завились ураганом. Шквалистый ветер налетел из ниоткуда. Плащ мужчины забился, как парус в шторм. Длинные серебристые волосы разметались. Анна вцепилась в стену, чтобы её не сбило ветром. Последние огоньки вырывались из-под слоёв пыли и пепла и тоже летели к копью, а то наливалось светом, сияя ярче и ярче. От красного до белого — подобно раскалённому железу.

Пыль и энергия слились в плотный шар, который вдруг застыл — и разорвался с громким хлопком и яркой вспышкой. Мужчина стоял на месте. Его копьё не горело, плащ спокойно свисал до земли, и всё было так же, кроме… волос. Из седых они обернулись медно-рыжими, переняв цвет собранных искр, и теперь струились по плащу, как лава по склону вулкана.

Мужчина ещё с минуту простоял неподвижно, как статуя. Даже ветер не касался его. А потом резко обернулся, пронзил Анну взглядом единственного глаза — и исчез, оставив её в растерянности смотреть на оставленный за собой почерневший след…

В углу комнаты пылал шкаф. Языки пламени лизали стены и полки, и всё — от старинных ветхих книг до бронзовых статуэток — таяло в огне. Филипп стоял напротив отца молча, и они оба не смотрели друг на друга. Элиад растирал виски, закрыв глаза и глубоко дышал. Это был уже третий предмет, который он поджёг. Стол и стул не сгорели просто чудом, но стоило прикоснуться к бумаге или перьям, как те разлетались пеплом.

— Ты выводишь меня из себя, — прошипел Элиад, переплетая пальцы. — Здесь слишком много вещей, которые можно случайно поджечь.

— Так может, мне уйти, пока ты ещё что-нибудь не сжёг? — язвительно спросил Филипп, косясь на шкаф.

Отец зыркнул на него исподлобья.

— Стой и молчи.

Филипп поджал губы и перекатился несколько раз с пятки на носок и обратно, изображая, что ему всё равно. На деле же он изо всех сил сжимал запястье одной руки другой за спиной, чтобы не сказать лишнего. Испытывать терпение отца ещё раз казалось сродни самоубийству. Люди тоже горели…

Элиад Керрелл тяжело вздохнул и сделал пасс рукой, призывая к себе огонь. Пламя дёрнулось, как от порыва ветра, и пропало. Он поднял на сына глаза.

— А теперь я жду от тебя объяснений, Филипп.

— И что тебе объяснить? Мне казалось, — Филипп хмыкнул, — я сказал достаточно.

— Больше, чем стоило.

Они снова замолчали, и лишь тяжёлое дыхание Филиппа прерывало эту тишину. А та как будто издевалась. Растягивала минуты, глушила любые звуки, кроме тиканья часов. Филипп нервно играл желваками, взгляд его бегал по кабинету, ни на чём не задерживаясь. Отец смотрел на него напряжённо и неотрывно, а голова готова была взорваться от роящихся мыслей.

— Так что ты хочешь, чтобы я объяснил? — выкрикнул Филипп, не выдержав.

Элиад прищурился.

— Например, с какого бешеного дракона ты взял, что имеешь право нарушать мои приказы. Можешь выбрать любой из них и поблагодарить меня за то, что ты вообще здесь!

— Я не считаю, что сделал что-то плохое, — сухо проговорил Филипп, расправляя плечи.

— Подвергать опасности жизнь людей на острове ради глупой мальчишеской выходки это нормально? Выпускать ведьму…

— Её зовут Анна.

— Мне плевать! Мне плевать, кто она и что сделала. Я рассчитывал, что после того, как, не предупредив меня, ты получил ту бумажку от Совета, ты никогда не будешь что-то делать без моего ведома. Я отпустил тебя на драконий остров. Ты получил, что хотел! Почему нельзя было вести себя подобающе? Что за концерт ты мне устроил?! Как истеричная девчонка! Хотя что можно было ожидать от мальчишки…

Последние слова отца ударили сильнее, чем его же кулак, выбивая и гордость, и решимость, и все слова вместе с ними. Филипп поднял на него взгляд, полный обиды. Это было несправедливо! Он даже не злился, ему не хотелось ничего вообще: ни кричать, ни защищаться, ни оправдываться. Был ли смысл, когда отец настолько разочарован…