Для тех же, кто не мог переступить через общественное мнение, существовал и более сложный путь. Благодаря генетическому единству, якорем могли стать и члены семьи — родители или иные кровные родственники. Однако в стрессовых ситуациях, угрожающих эмоциональным сломом, якоря появлялись безо всякого внешнего воздействия, самопроизвольно. Становились такими первые попавшиеся подходящие разумные. Чужие. Иногда казусы вызывало и отличие звериных тотемов рода и его отдельных представителей. А порой причиной могло стать наличие скрытых пороков раскрытия магического дара.

Я была из числа последних. К первому совершеннолетию я не умела управлять родовым даром матери, из-за чего пошли вразнос все остальные магические способности. Стихийный магический дуализм вкупе со способностями целителя душ значительно ускорил эмоциональное раскрытие, из-за чего оно произошло раньше срока. Ни о какой сдержанности и контроле над внутренним зверем в том возрасте еще и речи не шло.

Я всю жизнь жила под угрозой полного запечатывания. Отец честно предупреждал меня, что так может случиться. Предупреждал, что дар матери однажды возьмет верх, и придется приблизить к себе того, кто окажется моим якорем, поскольку любая попытка купировать возникшую связь «донор-реципиент» чревата серьезными последствиями для обоих.

Отцовское предупреждение подготовило меня к возможным неожиданностям, но так и не смогло сдержать эмоциональную бурю, которую вызвало близкое присутствие объекта привязки. Я с трудом гасила ее всплески, стараясь никому не открывать глубины проблемы. За два учебных года бок о бок, эта самопроизвольно возникшая связь между нами окрепла, стала гораздо плотнее и устойчивее, чем была прежде. Я даже начала робко надеяться, что к окончанию обучения успею нивелировать психические проблемы своего пациента, не подозревающего о том, что на него аккуратно воздействуют.

Один факт его близкого присутствия выводил меня из зоны комфорта, пробуждая внутри крохи материнского наследия — способностей целителя душ. Душевные проблемы в наше время были в наличии у каждого второго, но именно этот хитрый, хладнокровно-эгоистичный оборотень смог пробраться под все мои эмоциональные щиты, скрывая внутри воли такой слом личности, что я далеко не сразу сумела распознать глубину проблемы. Одного этого с лихвой хватило бедному моему влюбленному сердцу.

Маг с психическими отклонениями — бомба замедленного действия, и когда она рванет — никому не известно. Для излечения таких были нужны целители душ. Обученный специалист справился бы с проблемами Межамира за несколько сеансов. При нежелании пациента потребовалось бы больше времени, но в любом случае срок не превышал бы года. Мой куцый неразвитый огрызок эмпатических способностей на подобное оказался не способен, тем более, что я и сама оставалась нестабильной в эмоциональном плане. А сила настоящего целителя душ как раз и заключалась в несокрушимом душевном равновесии. В большей степени нас учили именно этому — владеть собой. Целители душ рождались даже реже, чем эйрлсы [11] , поэтому не было никакой специальной программы нашего обучения. Каждый выбирал, что ему ближе. Я вот пошла на боевой по своей стихийной направленности, а занятия с эмпатом посещала в качестве факультатива. Да, целители душ в основе своей были эмпатами. Но наш дар не терпел никаких ограничений, нуждался в постоянной практике и зачастую интуитивно вел носителя в нужном направлении.

Два года назад встретить в высшей школе магии первого возможного пациента не показалось мне такой уж неразрешимой проблемой. Как же я тогда ошибалась! Теперь, когда наши отношения внезапно настолько изменились, нужно было как можно быстрее искать решение проблемы. Рода двуликих с изрядной примесью драконьей крови не зря создали Службу по Наследию и никогда не отступали от ее рекомендаций в выборе будущих супругов. Конечно, изредка случалось, что маго-генетическая карта аристократа наиболее полно совпадала с такой же у какой-то мещанки, (при регистрации любого магического дара их составляли независимо от общественного статуса и положения). Тем не менее, даже в таких редчайших случаях высшая аристократия предпочитала остановить выбор на ком-нибудь из своего круга, пусть и при более низком уровне совпадения.

Я ведь все понимала, с самого начала догадывалась, какие последствия может иметь мое к нему внимание. Как нелюдимая девочка из провинции, при всех моих успехах в учебе я не имела ни единого шанса заинтересовать объект своих симпатий даже в качестве грелки в постель. В этом вопросе Межамир оказался удивительно последовательным. За все два года учебы ни разу его выбор не пал на невинных девушек. Как княжна, я вполне вероятно вызвала бы интерес именно своим происхождением, однако такой вариант не устраивал уже меня саму. И все-таки ни наше яростное противостояние, ни оценка последствий своих к нему чувств не помогли мне сдержать собственный взрывной темперамент. А объект моей симпатии оказался не столь уж сдержанным и избирательным, как я представляла. Бесконечные стычки у всех на виду внезапно переродились в феерическую страсть наедине.

Меня привлекала его эгоистичность, его откровенная наглость, и в особенности — его потрясающее самообладание. Сила — вот что я ощущала за всеми его недостатками, не чрезмерная физическая мощь, не власть, которой в качестве княжны я хлебнула сполна, но внутренний несокрушимый стержень и бьющая неуемная страстность, которую он неизменно проявлял во всем, что делал — и в ненависти, и, несомненно, в любви.

Каждое из этих качеств в отдельности и все они вместе настолько плотно составляли суть его характера, что даже крайний душевный надлом не повредил основ его личности. Постоянно улавливая отголоски его эмоций, я точно знала, что внешнее бахвальство — привычная маска, за которой он скрывает себя. В школе магии его считали плохишом. И только я точно знала, что при насущной необходимости он без заминок и длительных раздумий превращался в откровенного отморозка, способного с легкостью отказаться от человеческой половины в угоду звериной.

В той или иной степени этим грешила большая часть оборотней, однако ни в ком прежде я не встречала такой непробиваемой уверенности в правоте совершенных поступков и полного отсутствия сомнений. Он следовал собственным представлениям о чести и достоинстве, которые чрезвычайно редко совпадали с общепринятыми, из-за чего никто не смог наперед предсказать его действия и реакции.

В скупых его движениях ощущался бешеный темперамент, ограниченный внутри одной силой характера. При каждом взгляде на объект своей симпатии мне становилось слегка боязно за тех, кто сумел бы вывести Межамира из себя. И по-настоящему страшно бури, которая вырвалась бы на свободу, если когда-нибудь его стальная воля дала слабину. Но одновременно страх зажигал меня настолько, что я плавилась от собственных желаний, находясь с ним в одном помещении.