Перед прочтением сядьте!.. Остроумные и непосредственные рассказы из нешуточной, но прекрасной жизни
Для любителей Зощенко и Аверченко. Смешные и одновременно философские рассказы заставят улыбнуться, а зачастую как следует «просмеяться» каждого, кто их прочитает. Сочные характеры, непредсказуемые повороты сюжета и все картины нашей «нешуточной, но прекрасной жизни» описаны вкусно и щедро приправлены щепоткой черного, а местами и вполне себе светлого юмора.
В оформлении обложки использованы иллюстрации:
makar, Lyudmyla Kharlamova / Shutterstock / FOTODOM
Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM
Об авторе от автора
Как известно, предисловия никто не читает. Ещё меньше тех, кто дочитывает…
Потому сразу перейдём к сути, как сказал в своё восьмидесятилетие мой дедушка, отстраняя торт, внуков, бабушку с поцелуями и приближая к себе коньяк и котлеты…
В общем, несмотря на то, что книга сия официально носит юмористический характер, автор считает честным оговориться, что в жизни он человек не очень весёлый. Не веселее платёжки ЖКХ, в которую вложен приятный скидочный купон. Да, по совести признаться, автор попросту мрачен, а ещё весьма себе наблюдателен. Так, например, матушка его свято божилась, что при рождении он не заплакал, как все порядочные дети, а хранил молчание и подозрительно хлопал на неё глазами, что сыч, словно не узнавал родную мать, чем немало удивил повитуху районного роддома. Якобы та даже шепнула помощнице: «Ишь, какой строгий тип вылупился! Милиционером будет». А мамаша подумала: «Будет начальником». Обе как в воду глядели.
Позднее и в милиции автор бывал – все три раза ему там не очень понравилось, хотя мелким несовершеннолетним хулиганам там всегда рады. И начальником побывал. Целый год возглавлял аж целый отдел. Правда, в отделе был всего один сотрудник – сам автор.
В остальном он вёл обычную богобоязненную жизнь городского планктона и наблюдал в силу склонности характера. Чем больше наблюдал, тем больше мрачнел. Чем больше мрачнел, тем упорнее искал, как снять напряжение от наблюдения окружающего фестиваля жизни. Традиционные методики, включая новомодный успокаивающий скрапбукинг, не помогали. Но автор всё-таки нашёл выход! Стал записывать и давать читать другим. А то ходят, понимаешь, весёлые…
Потому опять нужно признаться, что, хотя читавшие представленные рассказы и утверждают, что порой ползали по полу от смеха, натыкаясь на углы, как одурманенные дихлофосом тараканы, сам-то автор свои опусы считает не юмористическими, а всего лишь констатирующими превратности и выкрутасы бытия. Что ни рассказ, то документ без прикрас. Что-то пережил сам, что-то услышал от других, что-то подсмотрел и взял на карандаш.
Засим оставляю вас. Читайте и решайте сами, смешно это или грустно…
Любовная горячка
Смотрины
Это был старинной постройки дом, богатый. Ну знаете, лепнина, пилястры, витражи – пять этажей чистой архитектуры с претензией и лифтом. Капочка позвонила в изящный бронзовый звонок. Отворили.
– Вот и мы, – приветствовала она родителей. – Знакомьтесь, мой жених.
– Нина Петровна, Павел Сергеевич, – промямлили папа и мама.
– Марат Сухозад, – отрекомендовался я и с неловкой улыбкой спросил: – Вы позволите остаться в левом ботинке? Видите ли, какая забавная шутка, – у меня протез и снять с него башмак непросто. Но если надо…
От такой прелюдии у папаши с мамашей вытянулись лица. Воспитанные люди, они почти совладали с собой. Впрочем, до конца аудиенции полностью они так и не оправились.
– Нет-нет! – говорят эти тактичные лю-ди. – Можете вовсе не разуваться. Мы и сами, того, любим иногда в ботинках.
– Отлично! – поддержал я прогрессивные взгляды хозяев. – Эвон, американцы даже на постели валяются в обувке. А чёртовы янки знают толк в жизни! Ну-с, куда прикажете?
– В гостиную, пожалуйста. Будем пить чай. Это туда, – указала направление Нина Петровна.
– Только после Вас – говорю я. Подумал и тепло добавил: – Мама. Позвольте так называть?
Бедняжка в ответ лишь неопределённо хихикнула, а папаша густо крякнул. Они не ожидали такой дьявольской прыти от одноногого незнакомца с болезненной фамилией Сухозад, готового породниться с ними прямо с порога.
Вслед за растерянными родителями я вошёл в большую, залитую хрустальным светом, богатую комнату. Обозрел там ещё пару родственничков женского толку, пребывающих в прекрасном расположении духа.
«Ага, Капины бабка и тётка…» – догадался я по фамильным чертам их покойных, ещё улыбающихся лиц.
С моим появлением метаморфозы не заставили себя ждать. Стерев улыбки, тётки уставились на мои пыльные башмаки, попирающие толстый светлый ковёр, сотканный где-то в районе Персидского залива.