У Джари в глазах потемнело от гнева, но пришлось смолчать: как ни сердись, а зерно смолоть все равно надо — другой мельницы поблизости нет.

Джара спокойно продолжал постукивать молотком. Удары, сливаясь с шумом воды, глухо отдавались в ушах Джари.

— Когда же я вернусь с мукой? — не выдержав, взмолилась девушка. Теперь ее голос звучал более решительно, в нем ясно слышались нетерпеливые нотки. — Когда я испеку хлеб? Когда погоню в поле скот? Соседи небось уже давно выгнали свою скотину…

Воинственный тон и почти детский голосок… Джаре вдруг стало жаль девушку. Он отложил молоток и стал протирать жернова, чтобы в муку не попали мелкие камушки, а Джари усердно помогала мельнику. Вскоре порядок был наведен, оставалось лишь повернуть верхний жернов и поставить его на нижний. Джари и тут вызвалась помогать.

— Отойди, я сам все сделаю, — сказал мельник.

— Я же хочу помочь…

— Ну ладно, тогда подержи-ка вот тут.

Как пушинку, подхватил мельник тяжеленный жернов и поставил его на нижний. Но тут раздался пронзительный вопль.

— Что случилось? — спросил Джара.

— Палец!

Мгновение — и жернов был снова поднят. Палец Джари был сильно поранен, из него ручьем текла кровь.

— Я же тебе говорил, чтобы ты не совалась к жернову! — сердито проворчал Джара.

Девушка заплакала.

— Ну вот, теперь реветь! Только на это вы, женщины, и способны! — И, обняв Джари за плечи, он повел ее к воде.

За мельницей, у самого колеса, там, где, образуя водопад, с шумом падала река, воздух был густо напоен благовониями трав.

Сначала Джари почувствовала аромат дикого аниса, потом все перебил острый запах цветов дурмана. Когда мельник опустил окровавленную руку Джари в ледяную воду, девушку охватила вдруг совсем новая, неведомая ранее волна запахов: в них были и сладость, и горечь, они пьянили и навевали покой… Впервые в жизни Джари ощущала столь сладостное благоухание. Веки девушки сомкнулись, голова закружилась, она и не заметила, как мельник смыл с ее руки кровь, наложил на рану какой-то корень и, оторвав от своей рубашки лоскут, перевязал палец.

Очнувшись, Джари почувствовала, что голова ее лежит на плече мельника, а тот пальцами стирает с ее лица слезы и нежным, каким-то золотистым голосом шепчет:

— Джари… О Джари!..

Джари подняла голову с его плеча, выпрямилась, поглядела на свой завязанный палец, медленно перевела взор на Джару, затем на вздымавшиеся вокруг горы. Лишь сейчас девушка вдруг заметила, что эти привычные горы покрыты буйной порослью деревьев, трав и виноградных лоз, среди которых приютились гнезда диких пчел, и над благоуханными сотами, низко склонившись, тихо дышит синее небо… Изумленная и потрясенная, Джари огляделась вокруг и вдруг поняла, что это утро было совсем не похожим на сотни и тысячи других. Оно было каким-то особенным, новым, нежным и прекрасным, как радуга, ясным, сиявшим самыми праздничными красками — первым утром ее жизни. И в то же время это был обычный ранний час утренней поры. Та же была река, то же солнце… Девушка снова вскинула глаза на стоявшего возле нее парня и вздрогнула: она поняла, что новое утро принесло не солнце — его принес Человек.

Он сказал:

— Пойдем намелем муки.

Существует ли на свете вещь, которая из новой со временем не превратилась бы в старую? Прошли дни, и толки о Джаре и Джари устарели. А было время, когда почтенные люди деревни только ими и были заняты, когда судьба этой пары волновала всю окрестную молодежь. Но после того, как отцы Джары и Джари договорились о свадьбе, любовь их перестала быть выдающимся событием. Это было обычное дело, обычная любовь, и началась она самым обычным образом. Осенью она закончится свадьбой — так, как это и должно быть. Аллах, Аллах, благо — вот награда твоя!

Но нет, история Джары и Джари на этом не кончилась, она только началась. Отец Джари запретил ей ходить на мельницу, так как по обычаю тех мест девушка могла войти в дом жениха лишь после свадьбы. А если случай все же сталкивал ее с Джарой, Джари торопливо натягивала на лицо покрывало или отворачивалась — все согласно обычаю. Деревенский обычай, ставя препоны любви, только углублял ее, только усиливал.

Теперь молодых людей разделяла река. Вечерами Джара стоял у двери своей мельницы, не спуская глаз с долины, со своей невесты, бродившей там со стадом. Он смотрел… смотрел до тех пор, пока на щеках Джари не вспыхивал стыдливый румянец и она не спешила натянуть на лицо покрывало. Затем она с особым рвением принималась сгонять скот. А влюбленный жених запевал:

С луноликой река разделяет меня…

И звонко смеялся… Смеялся без причины, и люди понимали его: если не теперь, то когда же и посмеяться?

Наконец пришла долгожданная осень! Кроны чинар покрыл багрянец, в домах Джары и Джари зазвучали свадебные песни. Женщины из обеих семей то и дело бегали через мост — ведь они должны были позаботиться обо всех обрядах, связанных с заключением брачного союза. Им надо было побывать и у ювелира, дом которого находился на правом берегу реки, и у портного, проживавшего на левом берегу, и на могиле пира Манджхи, и в мечети муллы Ибрахима, тоже расположенных на разных берегах.