Заблонски в том году был третьим претендентом.

— Ну вот, — торжествующе сказала я, когда финишёр махнул флагом, — отец пришёл первым, а вы говорили!

— Я в нём не сомневался, но всё же… Смотри, он не выходит из машины. Давай-ка бегом в парк-стоянку.

— Что-то мне как-то нехорошо, Аннушка, — сказал отец. — Может, погода…

— Погода отличная, пап, — ответила я нарочито бодрым тоном, — хватайся за шею, я помогу вылезти.

Подоспел дядя Саша, вместе мы отвели отца в трейлер и уложили на кровать. Он был бледным и дышал с трудом.

— К врачу тебе надо, Ваник, — сказал дядя Саша. — Хреново выглядишь.

— После финала, — ответил отец так тихо, что я еле расслышала. — Один заезд, мне остался всего один заезд.

— Угробишь ты себя.

— Ерунда. Мне даже не надо быть первым, после твоего схода я беру по очкам, если войду в тройку. Прокачусь вполпедали, пусть Заблонски выиграет, всё равно кубок мой. Сейчас отлежусь, всё будет нормально.

— Точно не надо врача, пап?

— Ни в коем случае! Ты же знаешь, какие они перестраховщики! Не допустят к старту и привет, пролетим мимо золота. Не волнуйся, у меня такое уже было, всегда проходит. Просто жарко, устал, сейчас полежу и встану…

Время шло, но лучше отцу не становилось. До старта оставался час, и даже мне было понятно, что выехать он не сможет, хотя сам отец был полон решимости.

— Я шёл к этому всю жизнь, — говорил он, и от того, каким слабым был голос, у меня сердце сжималось, — мы с тобой, Аннушка, шли. Вместе.

— К чёрту, — отвечала я. — В следующем сезоне возьмём.

— Нет, — улыбался он, — в следующий раз Сашка не сойдёт. Давай вы меня как-нибудь усадите в кресло, я аккуратно — бодаться ни с кем не буду, прокачусь как на тренировке…

— У меня есть идея получше, — сказал внезапно дядя Саша. — Пусть Анита проедет за тебя. Вы почти одного роста, комбезы в один цвет, опустит стекло шлема — никто и не заметит. Ты тренировал её на «Чёрте», я знаю. Это, конечно, совсем не спортивно, но уж больно я не хочу отдавать золото этому пижону Заблонски. Что скажешь, Анита, сможешь приехать в тройке?

— Вообще не вопрос, — согласилась я. — Там кроме Заблонски никто не тащит. Пропущу его, сяду на хвост и буду висеть до финиша. Я справлюсь, пап! Но у меня свой заезд через пятнадцать минут…

— Ты всё равно берёшь по очкам, — напомнил дядя Саша, — сходи на первом круге.

Я бодро стартовала в своём финале, выиграв полкруга за круг, а затем бросила газ и покатилась в парк стоянку, периодически подёргивая педалью, чтобы это выглядело как отказ свечи в моторе. Доехав, заглушила двигатель, забежала в трейлер, кинула свой шлем, напялила отцовский — он мне был велик, но мой другого цвета, — и опустила тонированное стекло. Всё, теперь я Ваник, а не Анита. На один заезд.

— Как он, дядь Саша?

— Уснул. Но мне не нравится, как он дышит. Так что давай, дуй на старт, и вот что я тебе скажу: не рискуй, не бодайся, чёрт с ним, с подиумом. Как только финишируешь — сразу катись сюда, вызовем врача. Пусть судьи думают, что его после финиша накрыло. Стресс, усталость, все поймут.

На старте меня охватила паника: куда я лезу? Финал «Великой цепи», вокруг лучшие из лучших, а тут я, пилот-юниор, на папиной машине, которую водила только на тренировках. Она впятеро мощнее моего «Чёртика», она совсем иначе управляется, тут совсем другие скорости. А потом вздохнула-выдохнула — и успокоилась. Будь что будет. Не стану сливать заезд. Разложу машину — так тому и быть, но не бороться за первое место я не могу. Отец поймёт, он поступил бы так же. Поэтому на старте наступила на педаль от души, выжав из турбины на прямике всё, и в поворот вошла первой. Ха! Жаль, папа не видит, как Заблонски глотает мою пыль!

Жёсткой борьбой меня было не удивить — наоборот, в юниорском классе бодаются куда злее, чем во взрослом, подростки безбашенные и бесстрашные. Но вот держать тяжёлую мощную машину было тяжело — мне просто не хватало силы в руках. Я летела на кураже и адреналине, рискуя больше, чем стоило бы, но мне везло — Заблонски ошибся на втором круге, его занесло, и, хотя он вернулся на трассу, но уже далеко отставал от меня. Вся борьба развернулась там, среди основного пелетона, я летела первой и думала только «не ошибиться, не ошибиться…». Это было чудо — но я не ошиблась ни разу. Прописывала повороты по идеальной кривой, открывала дроссель на прямиках, и даже удивилась, когда финишёр бешено замахал флагом — как, уже всё? И только когда во мне перестала петь турбина, я вспомнила, из-за чего это.

— Как он, дядь Саш? — влетела я в трейлер, отбрасывая в угол шлем. — Я пришла первой! Первой! Я обошла Заблонски!

Тут я увидела его лицо, и всё во мне оборвалось.

— Он умер, Анита.

Мой мир рухнул.

Потом были врачи, запоздалая суета, крики, беготня, бессмысленные слова ненужного сочувствия… Мне было всё равно. Сидела на полу трейлера и даже не плакала. Я словно умерла вместе с ним.