— Ты не рада мне? — удивлённо спросил Ардвин. Я знаю это выражение — простодушно-изумлённое, почти по-детски наивное. С таким выражением люди вроде Ардвина в следующий миг перерезают горло тем, кто их разочаровал.

— Нет. Не рада. Ты последний человек на свете, кому я порадуюсь, — прошептала я.

И тут я заметила, что я в подвенечном платье. Том самом платье — роскошном, пышном, отделанном садхарским кружевом и расшитом янтарём с южных краёв Миддуны. Оно достойно самой королевы! И тогда, в день свадьбы, я была безумно счастлива носить его.

— Ты в золотой маске. Она очаровательна. Очень тебе идёт, — заметил Ардвин, приближаясь ко мне. — Блеклая речная жемчужинка в золотой оправе будет теперь стоить куда дороже! Но это неважно. Пойдём, родная. У нас впереди брачная ночь и вся жизнь. Ты больше ни в чём не будешь нуждаться.

Меня скрутило и вырвало прямо на палубу. Я даже не успела осознать своё состояние. «Укачало… просто укачало. Я ведь никогда прежде не была на корабле, — отстранённо и холодно подумала я. — Хотя кого я пытаюсь обмануть? Мне тошно от одного лишь твоего вида».

Только почему меня вырвало вязкой, как кровь из кадки королевы-прачки, чернотой, окропившей ослепительно-белый подол платья? Неужели я избавилась от того, что замерло внутри меня? Замерло до первого удобного случая?..

— Ты мёртв, — хрипло произнесла я фразу, которую в последнее время повторяла про себя слишком много раз.

— Разве? Вот он я, перед тобой, — Ардвин раскинул руки. Повисший на ладони медальон качнулся из стороны в сторону.

— Ты мёртв. Ты утонул. А я — не твоя собственность. Я не вещь, чтобы принадлежать кому-то, — заговорила я, и голос задрожал от засевших в груди слёз.

Я так давно хотела высказать эти слова! Выкрикнуть их в унисон со штормом, но получилось жалко. Ардвин спокойно и насмешливо улыбался, слушая меня. Он медленно приближался, и качка ничуть не нарушала его шага.

Вот так и рушилась моя решимость, тогда — и вот сейчас. Разбивалась вдребезги, как хрусталь о камень, об эту спокойную, безжалостную, наглую, непоколебимую уверенность в праве определять, кто какой судьбы достоин.

Я покорялась Ардвину, как жена — мужу, но я до сих пор не могу понять, как и в какой момент я позволила ему подавить и сломить себя, причём сломленной я осталась и по сей день, и это прискорбно.

И самое главное — когда я сама себе позволила так к себе относиться?..

— Не забывай, моя Жемчужинка, что твоя магия — твоя золотая оправа! — появилась лишь благодаря мне. Люди не продаются. Ты же, облачившись в золото, пришла во дворец продаться вновь, но уже в разы дороже. Тогда я тебя купил, причём, заметь, задорого! Кто ты после этого, если не вещь?!

И прямо на глазах он начал превращаться в чудовище из моего сна. Сквозь богато украшенный сюртук стали пробиваться тонкие чёрные щупальца. Сам сюртук, обратившийся в лохмотья, осыпался, и ветрам открылось противное брюхо с узором белёсых вен. Только лицо осталось человеческим — красивым, холёным, породистым. И не скажешь по нему, что его обладатель только-только заполучил высокий статус!

Это и есть их родовое проклятие. Рано или поздно все, в ком оно проснулось, начинают превращаться в скользких тварей. И я ношу в себе это проклятие и успешно борюсь с ним.

Ардвин заразил меня им через этот чудесный медальон. Раз уж я его жена, то должна следовать за ним до конца и в горе, и в радости, и в кровном проклятии.

Но что это?

Я взвизгнула. И следом разрыдалась от отчаяния.

Кожа… моя кожа начала чернеть. От локтя под прозрачным рукавом и до запястья.

— Ненавижу тебя… ненавижу… — хныкала я, глядя, как чернеют и удлиняются мои ладони и пальцы. — Даже после смерти достал…

— Пойдём. Ты принадлежишь мне.

Его щупальца хлёстко обвили моё запястье и дёрнули на себя. Они были ледяными настолько, что помутилось в глазах. Ноги подкосились, и я упала. В следующее мгновение мир вокруг померк, и я провалилась в тьму.

…Пробуждение было неприятным. Я открывала глаза и сразу же закрывала, потому что перед взором всё начинало бешено кружиться. Но всё же я, зажмурив один глаз, смогла рассмотреть свои руки. Слава Отцу и Матушке, они были нормальные.

Но что с остальным телом? Печать проклятия проявилась? Об этом уже знают?.. Если да, то конец моему участию в отборе.

Я осторожно перевернулась набок и смежила веки в надежде уснуть, однако сон не шёл, как назло, только поверхностная липкая дрёма заволокла сознание. От неё легче не становится, как правило.

Сквозь дремоту я почувствовала, как по мне, цепляясь коготками за ткань, пробежались крошечные лапки.

Бусинка? Как ты выбралась из террариума?..

Ящерица забралась под одеяло и затихла на моём животе. Мне показалось, или как будто становится легче? Как будто сгусток тьмы внутри меня или потеплел, или уменьшился, или вовсе начал отступать…