— Будут ли организованы государственные похороны ее отца? — спрашиваю я.

— Конечно. Я пытался дозвониться до нее, но все время попадает на голосовую почту. Она там? Могу я с ней поговорить?

Я качаю головой.

— В настоящее время она отдыхает. Я контролирую все, что касается Камиллы. Я был бы признателен, если бы вы сообщили прессе, что она недоступна для интервью. Она будет присутствовать только на похоронах и ни на чем другом.

— Последнее, что я слышал, вы были ее телохранителем, — упоминает он.

— А теперь я ее жених, — бормочу я. — Камилла оставит свои обязанности светской львицы, и как только все будет улажено, она поедет со мной.

— Все это немного неожиданно, — говорит он, и в его словах слышится сомнение.

Я не могу винить этого человека за то, что он с подозрением относится ко мне.

— Просто сделайте то, что я сказал. Как только Камилла почувствует себя немного лучше, я попрошу ее позвонить вам.

— Я был бы признателен. Я сделаю объявление, что она не будет общаться с прессой. Как у нее дела?

— Не очень хорошо, — честно отвечаю я. — Она очень любила своего отца.

— Я знаю их с тех пор, как она была ребенком. Они всегда были очень близки. Пожалуйста, передайте ей мои соболезнования и попросите ее позвонить мне как можно скорее.

— Обязательно.

Я заканчиваю разговор и раздраженно фыркаю. Вот почему я люблю свой мир. Если ты отдаешь гребаный приказ, люди воспринимают его всерьез, потому что знают, что умрут, если не выполнят его.

Чертова бюрократия выводит меня из себя.

Встав, я выхожу из кабинета и чуть не сталкиваюсь с Филиппом. Он отскакивает назад, бросает один взгляд на мое лицо, затем шепчет:

— Mon Dieu7.

В его глазах страх, когда он говорит:

— Камилла проснулась… сэр… Я подумал, что должен сообщить вам.

Кивнув мужчине, я обхожу его и направляюсь в ее спальню. Когда я вхожу в комнату, она сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью и обхватив руками голени. Она смотрит в пространство, пока я не сажусь. Ее взгляд перемещается на меня, затем ее подбородок начинает дрожать.

Я широко раскрываю объятия.

— Иди сюда, детка.

Ками вяло двигается, забираясь ко мне на колени, и я прижимаю ее к себе.

— Мне приснился кошмар, потом я проснулась и поняла, что это было наяву, — шепчет она.

Мои руки сжимаются вокруг нее.

— Прости, любовь моя. — Я впервые говорю с ней по-русски. Не думаю, что она готова услышать, что я люблю ее, и не хочу давить на нее, пока она в таком состоянии.

Но после того, как у нее будет время оплакать своего отца, мы поговорим о нас. Я скажу ей, как сильно люблю ее, и мы построим совместную жизнь.

Глава 30

Ками

Боже, мое сердце больше не выдержит.

Стоя перед входом в церковь Сен-Сюльпис, полную людей, я с трудом сглатываю свое горе, разворачивая надгробную речь, которую написала для папы.

На мгновение мой взгляд останавливается на Максе, и я черпаю в нем силу.

Не обращайся ко всем. Сосредоточься только на Максе.

— Мой отец был добрым и щедрым человеком. Он хотел лучшего будущего для Франции. — Накатывает волна сердечной боли, и я пытаюсь отдышаться, но она так сильно сжимает мою грудь, что кажется, я вот-вот потеряю сознание. — Я скучаю по нему. — Мой подбородок начинает дрожать, и мне приходится выдавливать из себя слова: — Так сильно.

Тишина в церкви становится громкой, пока кто-то не кашляет.

Тишина стала громкой с тех пор, как умер мой отец.

Не в силах вымолвить больше ни слова, я бросаю на Макса умоляющий взгляд. Он встает и, подойдя ко мне, обнимает меня. Он берет бумагу, на которой написана моя речь, и продолжает читать от моего имени.

Закончив, он ведет меня в заднюю часть церкви. Как только мы выходим на улицу, нас окружают охранники из Академии Святого Монарха.

Я слышу вопросы, которые выкрикивают представители прессы, но игнорирую их. Макс снимает пиджак и накрывает им мою голову, чтобы защитить меня от камер.

Я больше не могу плакать и мне удается лишь сухо всхлипнуть.

Когда мы добираемся до безопасного внедорожника, меня усаживают на заднее сиденье.

— Кладбище Монпарнас, — отдает Макс приказ Данилу.

Он ни разу не отпустил меня. Я знаю, что слишком сильно завишу от него, но у меня просто нет воли принимать решения самостоятельно.

Данил паркуется довольно далеко от того места, где будет похоронен мой отец.

— Мы всю дорогу будем идти пешком? — спрашиваю я Макса.