— Кто вы такой? — злобно спросил он, в то же время испуганно моргая поросячьими глазками.

— Шут! — в ярости заорал Жаров. — Эти цыгане, они что, вот так просто болтаются туда-сюда? Разве здесь не контрольно-пропускной пункт? Знает ли ваш президент Чаушеску о том, что всякие подонки переходят, как им вздумается, с вашего попустительства, границы его страны? Оторвите свою задницу от стула и идите за мной! В этих повозках скрывается шпион!

Выражение лица пограничника резко изменилось. А что, если этот человек, несмотря на его заметный иностранный акцент, является одним из высоких чинов секуритате. Если судить по тому, как он ведет себя, это так и есть. Но что он там говорит о шпионах? Лицо его вспыхнуло и покраснело еще сильнее, он выскочил из-за барьера, на ходу застегивая верхнюю пуговицу промокшего от пота голубого мундира и нервно потирая подбородок, колючий от двухдневной щетины. Выскочив из помещения, Жаров бросился к машине, плюхнулся за руль и распахнул дверь со пассажирского места.

— Садитесь! Живо! — рявкнул он. Смущенный и растерянный пограничник с трудом втиснулся в машину.

— Но цыгане никогда не доставляли нам неприятностей! — возбужденно пытался протестовать он. — Никто и никогда их не трогает. Они кочуют через эти места уже много лет. А сейчас они едут хоронить одного из своих соплеменников. И не дело вмешиваться, когда речь идет о погребении!

— Ну, вы словно с Луны свалились! — рявкнул Жаров, нажал на газ и, едва не врезавшись в хвост процессии, начал обгонять повозки. — Да вы хоть потрудились их проверить? Ну конечно же, нет. Говорю вам: они укрывают английского шпиона по имени Гарри Киф! Его разыскивают и советские, и румынские спецслужбы. И сейчас он находится в вашей стране, а следовательно, под вашей юрисдикцией! Благодаря ему, вы можете заслужить награду или повышение по службе, но только в том случае, если будете строго следовать моим инструкциям.

— Да, понимаю, — промямлил пограничник, хотя на самом деле ровным счетом ничего не понимал.

— Оружие у вас есть?

— Здесь? Зачем? Белок, что ли, стрелять? Жаров зарычал от злости, ударил по тормозам и боком развернул машину, перегородив путь первой повозке. Лошади замедлили шаг, и весь караван остановился. Едва осела дорожная пыль, Жаров и взволнованный, испуганный пограничник вышли из машины.

— Обыщите их, — приказал Жаров, указывая на крытые повозки, из которых с недовольным ворчанием вылезали цыгане.

— А что я должен искать? — все еще ничего не понимая, спросил пограничник. — И где? Это же кибитки — сиденье впереди, дверь сзади, а между — свободное пространство. Одного взгляда внутрь вполне достаточно.

— Везде, где только может спрятаться человек. Вот где вам следует искать! — рявкнул Жаров.

— Но... но как он хотя бы выглядит? — пограничник в отчаянии воздел руки к небу.

— Идиот! — буквально взревел от ярости Жаров. — Спросите лучше, как он не выглядит! Он совершенно не похож на этих чертовых цыган!

Настроение у цыган было отвратительным, они свирепели все больше и больше, по мере того как Жаров и пограничник двигались от повозки к повозке, распахивая двери и внимательно осматривая все внутри.

Когда они приблизились к катафалку, несколько цыган преградили им путь.

Жаров выхватил пистолет и помахал стволом перед их носом.

— С дороги! Будете мешать — я не раздумывая воспользуюсь вот этим! Это вопрос безопасности, и последствия для вас могут быть самыми ужасными. Немедленно откройте эту дверь!

Цыган, который беседовал с Гарри Кифом, выступил вперед.

— Это наш король. Мы едем его хоронить. Вы не имеете права входить в эту повозку.

Жаров ткнул пистолетом ему в подбородок.

— Открывай, — прорычал он. — Или вам придется хоронить уже двоих.

Дверь открыли. Внутри, на небольшом возвышении стояли рядом два гроба, прикрепленные к полу. Жаров поднялся по ступенькам и вошел внутрь. За ним последовали пограничник и тот цыган, который разговаривал с Жаровым.

— Вот этот... откройте! — приказал Жаров, ткнув пальцем в стоявший слева гроб.

— Будьте вы прокляты! — воскликнул цыган. — На всю оставшуюся жизнь! Хотя жить вам осталось совсем немного.

Гробы, сколоченные самими цыганами из тонких досок, были не слишком прочными. Жаров передал пистолет пограничнику, испуганно застывшему в ожидании того, что следующее проклятие падет на его голову, и вытащил нож с костяной ручкой. Он нажал на кнопку, и тонкое металлическое лезвие длиной восемь дюймов, с острым, как игла, концом сверкнуло в полумраке повозки. Не медля ни секунды, Жаров с размаху всадил лезвие в тонкую крышку гроба в том месте, где, по его понятию, должно было находиться лицо того, кто лежал внутри.

Из-под крышки раздался приглушенный вскрик, кашель и кто-то забарабанил, заскребся по доскам.

Черные глаза цыгана округлились, он перекрестился и на дрожащих ногах попятился назад. То же самое сделал и пограничник. Но Жаров ничего не замечал и не слышал. Не обратил он внимания и на странный и очень сильный запах, отнюдь не чесночный. Свирепо оскалив зубы, он выдернул нож и просунул его кончик под крышку, продолжая дергать его туда-сюда, пока она не отскочила. Тогда, сунув костяную ручку себе в рот, он обеими руками схватился за крышку и сдвинул ее в сторону...