Дима резко сменил эмоциональный окрас поведения. Он успокоился, сел и приготовился слушать. В очередной раз отметив странную реактивность смены настроения. Предположив, что эти перепады как-то связаны с особенностями нового организма, он постарался задавить всякое проявление чувств на корню силой своего интеллекта. Мозги, слава тебе яйца, оставались родными и принадлежали особи двадцать первого века, утяжелённые как минимум корочкой диплома о высшем образовании. Хотя сколько там эта корочка весит. Джи тем временем начала:

– Во-первых, я не могу не слышать твои мысли. Во-вторых, речь человека этого мира ещё недоразвита.

«А какая это планета, кстати?» – стараясь держаться спокойно, подумал Дима, осматриваясь.

– Это планета Земля. Континент Африка. Только ты в очень далёком прошлом, когда человек ещё находился на заре эволюционного восхождения.

«Зачем?» – недоумевал ученик.

– Ты изъявил желание учиться, а всё познаётся постепенно: от простого к сложному. Поэтому сначала должен будешь усвоить, что в женщине заложено природой. Но не в полном объёме, не пугайся, а лишь в той части, что касается нашей специфики.

Дима кивнул, соглашаясь с предложенной концепцией. Устроился на примятой траве поудобнее и приготовился слушать, понимая, что без теории, оказывается, и тут никак.

– Итак. Тема первого урока, – тоном нудной училки начала она образовательный процесс. – Основной половой инстинкт. Что ты знаешь об этом чуде природы?

«Пришёл, увидел. Поймал, оприходовал. Что тут знать?»

– Ди-бил. Что я ещё могу сказать? – раздосадовано проговорила Джи. – Основной половой инстинкт – это постоянный процесс выбора в общности предпочтений и аверсивности.

«Чего?» – скривился обучаемый, услышав непонятную муть.

– Корову. Аверсивность – это способность вызывать неприятные эмоции, отвращение. Вот как раз ты для меня в данный момент и есть полный аверсив.

«Взаимно, – огрызнулся Дима. – Меня аж тошнит, какая тут умная обезьяна завелась. Это где тебя так натаскали?»

– Это я, в отличие от тебя, иногда с умными людьми общаюсь, – нисколько не обидевшись, парировала Джи. – Кстати, на будущее. Мужчина, выделяющийся по интеллектуальному развитию среди окружающих, способен вызвать у женщины интерес, даже если он внешне уродлив. Примитивный красавец быстро утрачивает привлекательность.

«Выходит, чтобы быть интересным женщине, я должен как минимум стать членом команды «Что? Где? Когда?» – тут же отреагировал ученик.

– Многознание уму не научает, дебил.

«Сама дебилка, – вскипел Дима. – И вообще, хватит уже обзываться. Это, по крайней мере, непедагогично. Кстати, а про многознание я уже где-то слышал».

– Эту формулу вывел Гераклит, дебил, – ответила она, не собираясь обращать внимание на его протесты. – Один из первых древнегреческих философов, основатель научной диалектики.

«Ну всё, понеслось, – продолжал бурлить эмоциями рыжий. – Давай не будем пока растить из меня интеллектуала. Я уж как-нибудь с этим сам, когда-нибудь. И так, от всего, творящегося вокруг, шифер едет не спеша».

Он зачем-то с остервенением выломал травину, нервно понюхал стебель, куснул, словно злая собака. После чего, задавив в зачатии очередное нервное возбуждение, невпопад подумал: «Хотя любопытно. Почему это многознание не научает уму? Я полагал, как раз наоборот».

– Не тем полагал, – хмыкнула Джи, явно настроенная на желание помолоть языком, который, в отличие от Диминого, нисколько не пострадал от отката в эволюции. – Ты можешь стать ходячей энциклопедией, выучив её наизусть. И при этом быть непроходимым тупицей по жизни. А можешь иметь три класса образования и то в тюрьме, и при этом быть в высшей степени разумным созданием. Ум – это некий аналитический центр обработки данных, поступающих от органов чувств, в совокупности с внутренней информацией от блоков абстрактного мышления.

Дима только успел открыть рот и распахнуть глаза. Но не успел при этом ни прервать лектора протестом по поводу заумности, ни заставить замолчать физическими методами. Он мало что понял из сплошного потока слов. Его мозг, изрядно перегруженный со времени появления этого чуда, был уже не в состоянии воспринимать непонятную тарабарщину. Да ещё загружаемую в ускоренном режиме. Джи это заметила.

– Понятно, – махнула она щупленькой ручкой. – Включаю режим: «Не впихивай невпихуемое – подели на удобоваримое». И ты зря делаешь такую кислую обезьянью рожу. Я ведь тебе не школьная училка и двойки в дневник ставить не буду. Я тебя просто не выпущу из этого мира, пока весь материал мне в переводе не сдашь. А если начнёшь артачиться, то и в двух.

«Не понял? – в самом деле принялся артачиться ученик, резко переключившись с одного непонимания на другое, – В каком ещё переводе? Мы с тобой так не договаривались. И вообще, я тут учусь сексу или иняз заканчиваю? Или это одно и то же?»

– А где ты видел, убогий, чтобы наставник с учеником договаривались о методике преподавания? – начала заводиться белобрысая наставница, как и ученик. – Как потребую, так и будешь тут пляски с бубнами устраивать. А не сможешь, так обезьяной и сдохнешь. Знаешь, сколько у меня таких дебилов по разным локациям сидит? Ты не в том положении, прыщ, чтобы мне указывать.