– У себя? – голос сверху выдергивает из моих мыслей.

И стоило мне поднять голову, тут же охватывает парализующий ужас.

Аверин-старший собственной персоной.

У меня ощущение, что он смотрит как бы сквозь меня и будто вынужден спрашивать.

– Кто? – не сразу понимаю о ком он.

Губы поджимает и взглядом медленно спускается по моему телу. Я дышать разучилась. И только и жду, когда же он отведет свои темные глаза в сторону.

– Белинский. Прокурор.

– А вы по какому вопросу?

Горький воздух скапливается между нами по граммам, и мои глаза начинают слезиться. Моргать я тоже, кажется, разучилась. Все безусловные рефлексы растеряла, а такого, вроде как, не может с человеком случится.

– Я вас раньше здесь не видел. Вы кто?

А я его дочь. Еще я вижусь с вашим сыном.

Надо же, дочь прокурора и сын адвоката. В нашем исполнении это хуже, чем современные Ромео и Джульетта.

От высокомерного тона адвоката колбасит. Первый раз после обращения ко мне на “вы” хочется вымыть руки и умыться. Лучше бы вообще не говорил со мной и не обращал внимания.

– Помощник секретаря, – выдавливаю. Голос звучит тихо, и я сомневаюсь, что Аверин что-либо расслышал.

– Хм, – усмехается, – уже и такие есть?

Опускаю взгляд, который падает на телефон. Экран успел погаснуть, но я помню, что еще несколько секунд назад там светилась фотография его сына.

И они ни капельки непохожи.

Понимание этого как-то облегчает дыхание, которое восстанавливается по крошечным шажкам.

– Валерий Алексеевич будет через полчаса, – игнорируя его замечание, отвечаю на первый его вопрос.

Глазки-пуговки прищуриваются и раскраивают меня на составляющие. Да, стоять рядом с Авериным-старшим неприятно. Ты словно без суда уже виноват, но вину свою не знаешь.

Сейчас четко замечаю, как от адвоката пахнет опасностью. А еще деньгами. Один его пиджак стоит как половина нашей квартиры.

– Может быть, чай или кофе? – предлагаю.

Аверин-старший брезгливо кривит лицо и не удостаивает меня своим ответом. Мужчина остается стоять у окна, перекатываясь с носка дорогих туфель на пятку с характерным скрипом. Садится на казенные, чуть потрепанные стулья тоже выше его достоинства.

Оставлять приемную без сотрудника неправильно, но мне очень хочется выйти из этого маленького кабинетика, где все успело пропитаться властью адвоката, хотя он находится здесь не более пяти минут.

– Дочь? – спрашивает презрительно.

Теряюсь прямого вопроса.

– Похожа.

– Я на маму похожа, – зачем-то ему это говорю. Хотя мой папа тоже очень симпатичный.

– Учишься где?

Его заинтересованность мной обескураживает. Голос адвоката ровный, он спрашивает неувлеченно. Но Аверин не из тех людей, кто задает вопросы, только чтобы поддержать беседу.

– В Юридическом. Ваш сын учится там же.

– Значит, ты знаешь, кто я, – уверенно говорит и резко оборачивается, снова расщепляя меня своим взглядом.

Не желала бы я оказаться на месте свидетеля, чьи показания хотелось бы изменить в угоду подсудимому. Особенно если за это дело взялся адвокат Аверин.

– Знаю. Но вы непохожи со Стасом. Совсем.

От его жуткого взгляда сердце падает. В солнечном сплетении комок перевязанных нервов, которые заставляют испытывать тошноту.

Была бы у меня возможность подогнать время, я бы непременно это сделала.

Облизываю губы. От духоты и сухости в помещении вся влага с тела испаряется как в летний зной.

– Тебе это лишь кажется, девочка. Мой сын – моя копия.

Четко сказанные слова как вбитые гвозди в моей голове. Я открываю и закрываю рот.

Утверждать обратное?

А если Аверин прав? Я не знаю Стаса так, как родной отец.

И что если мой мажор такой же расчетливый, высокомерный и беспринципный, не знающий ничего о морали, любви и взаимоуважении?

– Как тебя зовут? – все также ровно спрашивает.

Горло перетянули ржавой колючей проволокой, и мой голос звучит хрипло и сдавленно.

– Саша Белинская.

Адвокат уже открыл рот, чтобы что-то спросить, но нас прерывает мой папа. Он оценивает обстановку и переводит на меня озабоченный взгляд. Коротким кивком показываю, что все хорошо. И не говоря больше ни слова, оба мужчины уходят в кабинет прокурора.

А я подбегаю к окну и настежь его распахиваю. В лицо ударяет холодный порывистый ветер.