При этом я не знаю, что ответчик сказал своему другу обо мне, но на первое свидание тот зашел с козырей: сразу кафе и ужин. Все было культурно. Но в переписке он пригласил меня к себе домой смотреть фильм. Надеялся ли он на секс со мной? Думаю, да. Сказал ли ему ответчик о том, что я девственница и хочу "лишиться своего бремени"? Думаю, да...

— Алинка-коза, тоже не захотела с ним отношений, — сказал мой несбыточный мужчина и добавил, — не понимаю почему? Он хороший парень.

— Никто и не спорит, что хороший, но не мое... Я не знаю, как это обьяснить, сказала я и сморозила, — Некоторые туркмены кстати женятся здесь, чтобы их потом не депортировали.

— Есть и такое, — сказал он мне.

Затем мы затронули тему одиночества, его одиночества.

— Мне и самому надоело быть одному. Я хотел бы пожить с девушкой месяцев шесть вместе, — сказал он мне, допил свой кофе, посмотрел на мой еще не тронутый стаканчик и добавил, — ты всю дорогу его будешь в руках нести?

Я отпила немного кофе из стаканчика и, почувствовав вкус сахара на языке, сказала:

— Не, я скоро допью...

Признаться честно, я испугалась того, что мой ответчик хочет пожить с другой девушкой вместе, я понимала, что речь идёт не обо мне. Понять это было нетрудно: мы встречались только по моей инициативе, он не ухаживал за мной, не интересовался мной, да к тому же ничего не знал обо мне. А я, в свою очередь, боялась его, боялась сказать, что я чувствую, кто я, откуда я и о чем я, я не хотела выглядеть нелепо в его глазах. Я стала завидовать той другой еще неизвестной ни мне, ни ему девушке, которая шесть месяцев будет жить с ним, и на эмоциях выпалила:

— А мне вообще-то и одной хорошо, не нарушаются мое личное пространство и зона комфорта. Жить одному прекрасно! Я бы даже сказала, идеально. Это же свобода. Ты никому ничего не обязан и ни к кому не привязан.

В тот момент я хотела напомнить ему о том, что хорошо быть одному, что это не проклятье, как и моя девственность тоже, в этом есть плюсы и это нужно ценить, особенно ему! Но хорошо, что он один, было только для меня. Я прекрасно понимала, о чем он говорит, ведь минусов у затянувшегося одиночества гораздо больше, чем плюсов. Я видела, как он тепло отзывается о своем маленьком родственничке, заботится о нем. Он был готов к созданию семьи, но едва ли со мной...

Когда мы проходили мимо суда, в котором я раньше работала и в котором мы впервые друг друга встретили, слева от нас прошли две девушки в платьях на высоких каблуках. Он посмотрел на них, а я — на него. В тот момент я обиделась на него за то, что он смотрит по сторонам, гуляя со мной, но решила сделать вид будто ничего не заметила. Потом он посмотрел влево и увидел там машину, в которой вопили подростки, из нее лились смех и, возможно, юность и безответственность.

— Жизнь кипит, — грустно сказал он.

— Да, а потом девушки ходят с паровозами в этот вот суд взыскивать алименты, — обиженно процедила я.

Легкомысленным и веселым быть легко, когда ты ничего от жизни не хочешь и плывешь по течению, либо, когда тебе все уже дано.

— С самоварами, — улыбнулся он.

Тем не менее, я понимала, что ему меня недостаточно, он чувствует себя одиноким и со мной.

— Нет, все таки с девушкой быть хорошо, — заладил он и, видимо, вспомнив о чем-то приятном, добавил, — я дарил ей белые ромашки...

Вот же он... мой испанский сапожок, который сдавил мне всю ногу!

К тому времени я знала, что белый цвет символизирует чистые намерения. Значит, он действительно был влюблен в эту Карину, почтальенку Печкину. Ну почему именно в нее? Она же молода и ничего, абсолютно ничего из себя не представляет.

Я злилась. Кофе в моем стаканчике уже успел остыть, но я кипела как Аид из мультсериала "Геркулес" и всячески подогревала его своими ладошками, завистью и злобой. Я понимала, что я не такая легкая, безответственная, веселая. Не такая хрупкая, нежная, ранимая.

Я ревновала. Я не знала, какой была эта Карина. Но судя по её возрасту, несерьезной профессии и по отношению ответчика к ней, это был хрупкий и нежный цветочек. А я шиповник, который только колется и не может дать ни нижности, ни заботы, ни внимания, ни тепла. Да и нужно ли было все это ответчику от меня? Едва ли...

Я не помню, как мы попрощались, но опять же я не смогла ему всего сказать, внутри меня бушевала буря эмоций, и среди них недосказанность, а сознание изнывало от необходимости сдаться, раскрыть все карты. Я боялась упустить время, потерять весь смысл моего нахождения в этом безумном городе, который я полюбила и который затянул меня как в болото.

После этой встречи стаканчик с недопитым кофе улетел прямиком в мусорное ведро, а в моем животе, вместо бабочек, от выпитого натощак кофе пронесся смерч.

Затем я позвала его на четвертую встречу.

На ней, несмотря на то, что на улице осенним вечером было уже довольно прохладно, я была в черном топе и коротких рваных джинсовых шортах. Просто я в сотый раз хотела показать ответчику свое стройное тело и желала быстрее нарушить его «принцип», не позволяющий нам быть вместе.